Кофе в бумажном стаканчике

Сотникова Ирина

«Аристократ», как она ехидно обозвала его про себя, стоял у окна напротив кабинета. Все в нем было «слишком» — слишком спокоен, слишком хорошо одет, слишком вежлив. Она подошла к нему, задрала голову вверх и смело посмотрела в глаза.

— Спасибо за хлопоты, дальше я сама, — она сказала это уверенно и даже мысленно похвалила себя за то, что произнесла слова без запинки.

На его лице не отразилось никаких эмоций, хотя Наде отчетливо показалось, что он потешался над ней. Молча забрав снимок, он повернулся к ней спиной и стал внимательно его изучать на фоне стекла. Не поворачиваясь, также равнодушно спросил:

— Хотите кофе с пирожными?

— Нет, — отрезала Надя, хотя кофе с пирожными захотелось нестерпимо.

Она

подумала, что немедленно, как только избавится от «аристократа», пойдёт в ближайшее кафе. Надо было срочно компенсировать потерю телефона эклерами с масляным кремом, это определенно прибавит ей духу. По сравнению с потерей нового телефона сумма, которую она собралась потратить на сладкое, выглядела до смешного мизерной. «Аристократ» повернулся, отдал снимок.

— Хорошо, тогда я отвезу вас в общежитие.

— Нет!

— В такси вас можно посадить?

— Нет! У меня нет денег на такси, я поеду на автобусе, — она снова готова была расплакаться, но уже от злости, он ее жутко раздражал.

— Пойдемте.

Надежда попыталась что-то сердито возразить, но он, не слушая больше, снова взял ее под руку и повел прочь из коридора, совсем в другую сторону. Она сникла. Взрослый и уверенный мужчина, он мог себе позволить обращаться с ней, как с неразумной школьницей. Сопротивляться не было смысла, скоро этот позор закончится, она останется одна. Надо немного потерпеть. Да и кто она ему такая, чтобы продолжать устраивать сцены? Он забудет о ней уже завтра. А она о нем будет вспоминать всю оставшуюся жизнь, как о своем первом сокрушительном поражении, потому что совершенно не понимает, как себя вести в его присутствии. Что бы она ни сделала, что бы ни сказала — все это выглядело жалким и незначительным по сравнению с его спокойным равнодушием. Это было все равно, что общаться с бесчувственной стеной. Если в ее дальнейшей жизни будут постоянно встречаться такие типы, она не сможет с ними разговаривать до тех пор, пока сама не станет такой же отрешенно бесстрастной. Впрочем, до этого далеко. Выбраться бы из-под обломков сегодняшнего дня.

В фойе больницы он усадил ее на шаткий стул возле окна с фикусом, сам подошел к аптечному киоску, сделал заказ, расплатился, вернулся обратно.

— Покажите ободранный локоть.

Надя посмотрела на него с недоверием:

— Зачем?

Вздохнув с едва заметным раздражением, он терпеливо разъяснил:

— Обработать рану.

— Так заживет…

— Не заживет, — он взял ее за локоть и аккуратно развернул руку ссадиной к себе.

Надя отвернулась, невыносимо было видеть его совсем рядом, чувствовать его свежий мужской запах. У него оказались теплые, мягкие, большие ладони. Он прикасался к ее коже осторожно, но уверенно, и промывал перекисью рану так же заботливо, как отец в далеком детстве, когда она разбивала себе колени. Девушка замерла и почти перестала дышать, пока рана не была заклеена лейкопластырем. Он снова взял ее за руку, мягко поднял со стула, словно она была уже не в состоянии что-либо сделать самостоятельно, повел к выходу. Надя почувствовала себя совсем разбитой, ей хотелось только одного — лечь, свернуться калачиком под одеялом, закрыть глаза и ни о чем больше не думать.

В машине, прежде чем повернуть ключ зажигания, он неожиданно близко придвинулся к ней, ослабевшей и расстроенной, всем телом и, вытянув из гнезда ремень безопасности, пристегнул ее к креслу. В какой-то неуловимый момент Надежда, не удержавшись, встретилась с ним взглядом. Его темно-серые глаза завораживающе глубокого цвета, с густыми короткими светлыми ресницами ее внезапно обожгли — словно он своим взглядом на мгновенье проник в самое сердце и засел там раскаленным угольком, мешая дышать. Этого еще не хватало! Да что с ней? Зачем она рассматривает его глаза?

Резко отвернувшись в окно, Надя насупилась. Водитель включил радио. Они ехали долго, через

весь город, забитый автомобильными пробками. Реклама звучала вперемешку с музыкой, но рекламы было больше. Между треками и рекламой дикторы кричали, смеялись, отпускали плоские шутки в прямом эфире. Надя пыталась понять, о чем они говорили, тут же забывала услышанное. Его случайный взгляд застал ее врасплох. Зачем он на нее так внимательно смотрел? Чтобы окончательно убедиться в том, что она растеряна и напугана? Нет никакого сомнения — этот франт с обложки модного журнала теперь долго будет смеяться над ней и представит случай на «зебре» своим друзьям, как милый анекдот.

Машина остановилась. Он помог ей спуститься с подножки, зачем-то дошел за ней до входа в общежитие, вручил пакет.

— Вот, возьмите.

— Что это?

— Телефон. Пока вас обследовали в рентген кабинете, я купил, рядом магазин. Сим-карту вставил, но телефон не включал, сами разберетесь.

— Но…

— Послушайте, Надежда Васильевна, — он сказал это спокойно, но также твердо, как во время аварии про выдуманную жену, — я уже понял, что вы девушка гордая и независимая. Но для студентки из провинции потеря телефона почти катастрофа. Вы живете в общежитии. Лишнего дохода у вас нет. Я действительно был виноват. Так что давайте закончим этот бесполезный спор и не будем друг другу портить нервы. Если вы захотите подать на меня в суд, подавайте, я выплачу вам любую компенсацию, — на слове «любую» он сделал акцент.

Его правильные, четкие, логичные слова о «любой» компенсации окончательно взбесили Надю, ей нестерпимо захотелось нахамить. И глаза! Такие замечательные глаза не могли принадлежать этому самодовольному представителю местной элиты, они должны были быть наглыми, порочными, скользкими — да какими угодно! В машине ей наверняка что-то померещилось, она придумала этот внимательный изучающий взгляд, устав от внезапно навалившейся беды.

Девушка резко повернулась к нему, едва не наступив на носки вычищенных до блеска туфель, и, чуть подавшись вперед, с вызовом произнесла:

— А вам не кажется, что вы слишком самоуверенны? К счастью, мы с вами никогда больше не встретимся. Поэтому знайте: я беру ваш подарок в силу крайней необходимости. В провинции, как вы правильно заметили, с деньгами туго. Мне действительно не за что купить телефон, надо срочно звонить родителям, они там с ума сходят. Но чувства благодарности к вам я не испытываю.

— Я понял, Надежда Васильевна.

Он ответил предельно серьезно, будто ему только что сообщили новый курс валюты. Идиот! Тихо, но достаточно отчетливо обозвав его индюком ряженым, Надя с силой хлопнула дверью и побрела на четвертый этаж. К ее облегчению, соседки в комнате не было. Прямо в испачканной одежде она плюхнулась на свою кровать и открыла пакет. В нем оказался белый сенсорный телефон в картонной коробке, к нему прилагались такие же белые наушники — просто мечта! И конверт. В конверте — чек за телефон на приличную сумму, бланк гарантии с печатью магазина, десять тысяч гривен наличными — немыслимое богатство! — и записка на рецептурном бланке: «Если будут проблемы, позвоните. Всегда готов помочь. Сергей Неволин». Возле подписи — цифры телефонного номера. И еще в пакете лежали два невероятно огромных яблока с багряно-красными боками — донельзя аппетитные, тяжелые, необыкновенно сочные на вид, с твердой блестящей кожурой.

Это было выше Надиных сил! В первое мгновенье захотелось разбить телефон о стену, а деньги с яблоками вышвырнуть за окно! Но она сдержалась и, не отрывая глаз от телефона, задумалась. В конце концов, она сама во всем была виновата. Этот незнакомый ей Сергей Неволин помогал, как умел, при этом не читал нравоучений, не угрожал за то, что она помяла бампер его драгоценной машины! Наверное, другой на его месте потребовал бы возместить ущерб — свидетелей ее вины было предостаточно. Эти мысли ее отрезвили.