Кофейная горечь

Ролдугина Софья Валерьевна

Зато Эллису не пришлось ничего объяснять.

— Кто?

Всего один вопрос.

— Эвани. С утра она взяла лошадь. Томми сказал… в деревню по… поехала. Там табор уходит, я… ярмарка. Но Эвани никогда… ленты и пуговицы… — я поняла, что безнадежно запуталась в словах и умолкла. Язык словно к нёбу присох. Дыхание вырывалось из груди с присвистом. Я крепко, до звездочек в глазах зажмурилась, изгоняя дурную слабость.

— Леди, вам нужно попить. И присесть, — чужие руки мягко направили меня, и я буквально рухнула в кресло. Что-то звякнуло, и в губы ткнулась стеклянная прохлада. — Ну же, всего один глоток…

Я послушно

отпила и закашлялась. Язык щипало отчаянно, зато головокружение мигом прошло, как и дурнота.

— Это не вода, — обвиняюще прошипела — на большее моих связок не хватило — я, когда сумела справиться с собою.

Доктор Брэдфорд посмотрел на меня безупречно честными глазами.

— Разумеется, нет, леди. Это коньяк. Замечательное средство при расстроенных нервах.

— Но не для леди.

— Совершенно верно, — улыбнулся он тонко и бессовестно. Я отвела взгляд. Это Эллис-то мне раньше лисой казался? Видимо, просто не с кем было сравнивать…

Детектив, словно подслушав мои мысли, сел у моего кресла, подогнув одну ногу под себя, и поймал мой взгляд.

— А теперь, Виржиния, рассказывайте все по порядку.

Я нервно крутанула на пальце серебряную розу, собираясь с мыслями. Даже появились силы взять себя в руки и коротко, четко изложить все, что мне было известно. Эллис внимательно слушал — и о том, как Эвани взяла после завтрака лошадь и поехала в деревню, и о том, что Томми не был уверен, верно ли он запомнил это, и о том, что гипси собирались устроить маленькую прощальную ярмарку… А потом просто встал и сказал:

— Мы найдем ее, Виржиния. Просто ждите здесь.

— Но…

— Ждите, я сказал. И за Мэдди приглядывайте. Если пропадет и она, что станете делать?

На это мне нечего было ответить.

По здравому размышлению я вообще не стала ничего говорить Мадлен. Просто отправила ее спать, ничего не объясняя, а сама спустилась в гостиную, дожидаться вестей от Эллиса.

В четверть девятого прибежал старший сын Уолша и сообщил, что в деревне Эвани не появлялась.

В девять — что ее ищут с собаками.

Половина десятого — нет вестей.

Двадцать минут одиннадцатого — нет вестей.

Без четверти одиннадцать я начала тихо сходить с ума…

А в одиннадцать ровно появился Эллис — с белым, как простыня, лицом, перепачканный с головы до ног и злой.

— К черту разрешения. Я сейчас же беру людей, и мы идем в поместье Хэмбла с обыском немедленно. В деревне я доверяю не всем, поэтому мне понадобится помощь, во-первых, мистера Джонса как заслуживающего доверие свидетеля, а еще — мистера Томаса Эндрюса-старшего как живой силы. Могу я забрать их?

— Разумеется.

А что я еще могла сказать?

Эллис быстро уговорил дворецкого и садовника последовать за ним, еще раз приказал мне строго-настрого «носу из дома не казать» — и ушел. Я в изнеможении опустилась на диван — и тут же вскочила, как обожженная. Стоило только представить, как сижу здесь час за часом, в полном одиночестве, ожидая новостей… уже даже не хороших, а хоть каких-нибудь…

…а Беллу ведь так и не нашли…

— Святые небеса, я не выдержу!

Ваза — первая, которая попалась под руку — разлетелась на мельчайшие осколки. Явившейся на шум миссис Стрикленд я приказала прибраться, сварить мне крепкого кофе и принести в мой кабинет.

Полегчало.

В кабинет пришлось идти мимо спален,

и ноги сами занесли меня в опустевшую комнату Эвани. Безжалостное сияние электролампы высветило смятое покрывало на кровати — надо потом будет сделать замечание горничной, — молочно-белые пышные цветы гортензии в вазе с узким горлышком, раскиданные по полу книги… Машинально я склонилась и принялась подбирать их. «Роза любви», «Первое утро», «Храбрая мисс Найтли», «История редких мистических культов, издание иллюстрированное и дополненное»…

Я вздрогнула от неожиданности, и тяжелый том вывернулся у меня из пальцев.

Показалось?

Ощущая суеверную жуть, я присела на пол и подвинула «Историю культов» к себе. Нет, мне не показалось — в нескольких местах страницы были заложены сухими цветами. Эвани очень бережно относилась к книгам. Вряд ли она бы стала делать такое. Значит, заложил их Энтони… или Дуглас Шилдс?

Дрожащими руками я принялась листать том.

Первый же заложенный параграф гласил:

«Миром правит закон равновесия.

Приобретая некие блага, мы всегда отдаем нечто ценное взамен. Однако верно и обратное утверждение: лишаясь чего-то, мы получаем иные, недоступные прежде возможности. Испытания и горести омывают душу и закаляют характер. Подобно тому, как жар и удары молота превращают гибкую полосу металла в нечто новое, удивительное, удары судьбы изменяют нас…»

Я пробежала глазами до конца страницы. Все одно и то же, только повторенное разными словами, как это обычно бывает в философских книгах.

Следующая закладка… и следующая…

«Древние боги были справедливы. Они откликались на молитвы, в обмен требуя от человека поклонения и — как знак бесконечной подчиненности — жертв…»

«Считалось, например, что если поразить изображение врага в ногу, то в настоящем бою эта нога может отняться…»

«…умерщвленная определенным образом жертва, иначе «Дарующий», могла принести исцеление пациенту, иначе «Принимающему».. Это действо называли «принципом всеобщего равновесия», иначе — зеркальным принципом…

…последний подобный случай имел место в деревне Нотшир на западе Герцогства Альба. Пожилая женщина ритуально умерщвляла коз и телят, чтобы вернуть зрение своей дочери, ослепшей в результате несчастного случая…

…утверждала, что «Принимающая» была близка к полному исцелению — зрение вернулось к ней частично. Мы не можем утверждать со всей уверенностью, было ли это следствием ритуала или естественным развитием болезни, однако факты…»

Меня как молнией пронзило.

Вот оно что…

Не Хэмбл убивал — ради коллекции.

Дуглас Шилдс — ради своего сына. И Энтони догадывался о чем-то, Энтони пытался сказать этой книгой, объяснить, показать…

Святые небеса, как же мы были слепы!

В распахнутые ставни бесстыже пялилась луна — масляно-желтая, огромная, страшная…

У жертв отрезали пальцы на руках и ногах. Удаляли глаза и изымали органы из тела. Наверное, на алтаре — хорошо освещенном, похожем на стол для операций. Белом… А у Эвани локоны цвета кофе с шоколадом, нежный румянец на скулах и ловкие пальцы мастера-парикмахера…