Когда ад замерзнет
Шрифт:
– Ладно, идет.
Это если я не забуду, конечно. И если ничего не изменится.
– Если дадите мне номер телефона и скажете свое имя, я вам напомню. Ну, вдруг вы забудете.
– Не забуду. Мне пора, спасибо за шоколад.
Я знаю, что это глупо и невежливо – но я не способна больше ни на какие социальные контакты. У меня проблемы с доверием, вот что.
– Ладно, тогда в следующую пятницу, не забудьте.
– Ага. Мне пора, я…
– А давайте я проведу вас.
– Нет, спасибо, я тут совсем рядом.
Я понимаю, что парень клеится ко
– Тогда через неделю встречаемся здесь.
– Ага.
Это очень тупой диалог, и тупая тут именно я, но это все, на что я на данный момент способна.
Нырнув с проспекта на квартал ниже, я оказываюсь в полосе темноты – нет, фонари горят, но гораздо реже, и после ярко освещенного проспекта кажется, что совсем темно.
Здесь только старые дома – такие, в каком живу теперь и я. Когда-то тут был респектабельный купеческий квартал, и я могу только представить, как по этим улицам гуляли толстощекие купчихи со своими дочками, разодетыми в пух и прах. А во дворах пыхтели самовары, и бородатые купцы вели неспешные беседы, попутно обдумывая свои хитрые торговые дела.
От тех времен остались только дома, искалеченные новым временем. Но дома эти крепкие, они стоят и не думают сдаваться, есть в них что-то постоянное, и мне приходит в голову мысль, как все-таки неплохо, что получилось купить эту квартиру. А могло быть хуже, намного хуже. Все, не буду больше сердиться на квартиру и на риелторшу Риту, которая нарыла мне эти хоромы.
Перепрыгнув через ливневку – вот отчего-то не люблю я наступать на ливневки, – перехожу улицу и добираюсь до угла дома, соседнего с моим. Здесь совсем темно, и это оттого, что фонарь далеко, а тот, что рядом, сейчас не горит. Вот через пару минут я уже приду домой и сделаю чай, и положу плавленый сырок на хлеб…
Что-то мягкое лежит в темноте, я спотыкаюсь и едва не падаю, лишь в последний момент ухватившись за перила крыльца. Похоже на какой-то мешок, но это не мешок, а просто пьяный охлос, беспробудно уснувший рядом с крыльцом – не дополз.
Чтоб вы понимали, я презираю граждан, которые напиваются до свинячьего визга. В моих глазах они вообще не люди, все эти любители выпить, они отвратительны как класс, и к сапиенсам их отнести я не могу. Это какие-то зомби, алкоголь накладывает неизгладимый отпечаток на внешность, и особенно отвратительны пьющие тетки. Тут я согласна, что поддерживаю двойные стандарты, но вот хоть убейте, а вид пьяной опухшей бабы мне отвратителен вдвойне.
Но на земле валяется какой-то мужик, и я просто переступаю через него и иду дальше. Что характерно, если бы там лежала женщина, я бы попыталась ее растормошить, но сейчас мне это и в голову не пришло, да и с чего бы. Ну,
А потому лучше оставить все как есть, сейчас ночи уже не холодные – ну, схватит насморк, но насмерть точно не замерзнет.
Я отодвигаю доски и протискиваюсь на площадку лестницы. В коридоре никого, все так же в какой-то квартире голосит телевизор, я открываю свою дверь и осторожно запираю замок. И пусть эта квартира не похожа на пригодное для жизни жилье, за запертой дверью я ощущаю себя чуть спокойнее. Сейчас вскипячу воду и выпью чаю.
И дочитаю книжку, стараясь не думать о том, в каком дерьме я оказалась.
Мэри Поппинс тоже любит чай.
Сырки слегка помялись, но это ничего. Если растворить в чашке суп и бросить в него полоску такого сырка, суп будет гораздо лучше. Но если нарезать тоненькими пластиночками и на хлеб – то с чаем тоже замечательно.
Дело в том, что мне никогда до этого не приходилось голодать, но есть я тоже не могу.
Впрочем, есть и позитив: сегодня я вроде как заключила выгодную сделку, учитывая, что купленный мною комод из какой-то красноватой древесины стоит уж всяко дороже бутылки водки. Кто-то может сказать, что я воспользовалась ситуацией, но, во-первых, это сам продавец товара предложил такую цену, а во-вторых – никто не отменял свободу договора. Так что я вполне добросовестный приобретатель, и комод мне нравится, я вымыла его и оставила ящики открытыми, чтобы высохли. Буду держать там косметику, белье и разные мелкие предметы, которые жаль потерять.
Но денег стало еще меньше, вот что.
Дикий визг раздался снаружи – в тишине почти ночного переулка это звучит весьма неприятно. Думаю, кто-то еще наткнулся на пьяного, и непонятно, зачем так орать. Но свет в комнате я все-таки выключу на всякий случай, чай я и на ощупь смогу заварить, тем более, что прямо напротив моего окна фонарь, и это очень удачно: в комнате достаточно светло.
Я нарезаю сырок тонкими ломтиками и укладываю их между тонкими кусками черного хлеба. Это не очень свежий хлеб, но зато он дешевый, и я могу не экономить, у меня его еще полтора кирпичика. С чаем это вкусно. И такую еду я все-таки могу понемногу есть, она не начинает вонять сразу.
За окном происходит что-то непонятное – виден свет от мигалок, и это не просто машина «Скорой», а еще и полиция. Возможно, этот тип, который валялся там, был не совсем пьян – может, его кто-то избил. Ну, его достаточно быстро обнаружил кто-то более впечатлительный, чем я.
Книжку читать в свете фонаря я не могу – нет, буквы видны, но для зрения это не очень хорошо, а оно у меня и так паршивое. Тем не менее спать я тоже не могу – во-первых, еще рано, во-вторых, в коридоре суматоха – возбужденные голоса и топот ног. Я так понимаю, соседи бегут поглазеть – ну, а я нет, для меня подобное зрелище вообще развлечение ниже среднего. Но зажигать свет я не стану, пусть думают, что меня нет дома.