Когда Бог был женщиной
Шрифт:
— Куча, — кивнул он.
— Да-а…
— Ну, ты понимаешь, что будет завтра в прессе. Они это так преподнесут, что драка была из-за меня. Короче, я психанул. Кстати, со мной это часто бывает.
— Не замечала.
— Тебе повезло.
— Ладно… — Алиса поцеловала его в щеку. — Два психа под одной крышей — это нормально. Давай войдем в квартиру и устроим оргию?
— Мне нравится ход твоих мыслей. Ключи у тебя.
— Не может быть! — Алиса прикрыла рот рукой.
— Я тебе говорю!
Он отобрал у нее сумочку, долго рылся в духах, платках, документах, чеках, пока не вытащил связку ключей.
Алиса пожала плечами и рассмеялась.
Марик щелкнул ее по носу, и они зашли в квартиру.
Глава 24
Март промчался незаметно. Как обычно бледные, замученные, подсевшие на витамины «Антистресс» (ярко-красные, как губы Мерилин Монро), москвичи психовали на предмет глобального потепления, модных ботинок, прожженных уличным реагентом, и собственных, нажитых за зиму задниц.
Бездельница Алиса же, наоборот, расцвела. Четыре лишних килограмма, которые неожиданно придали ей здоровый вид, скрывал загар из солярия, куда она повадилась ходить три раза в неделю; кожа на лице от курса массажа с эфирными маслами светилась; волосы обрели новый прохладный оттенок, а на одном из ногтей появился кокетливый брелок в виде сердечка. Подруги намекали, что она превращается в домохозяйку, но Алиса наслаждалась — может, у нее больше не будет в жизни другой такой возможности полениться от всей души?
Лиля взяла на себя финансовые дела: для разминки закатила скандал Лизе, которая по необъяснимой причине вела себя на удивление спокойно; отправилась в банк, где обещала всех засудить, и велела Алисе не дергаться, так как, по ее словам, подключила к делу влиятельных людей, которые «размажут эту выскочку по всей Центральной Африке».
Лиля же умудрилась получить доступ к Алисиной квартире, откуда вывезла драгоценности и картины, что вывело Алису из себя, так как бабушка не забрала ни одной ее вещи — в смысле одежды.
— Учись получать удовольствие от того, что есть! — отрезала Лиля.
Марик очень за них беспокоился, рвался помочь Лиле, но, если честно, он вроде их немного побаивался — ведьм, потому как стоило им собраться вместе, он затихал, устраивался на кухне и лишь прислушивался к разговорам — да и то с таким видом, будто вот-вот описается.
Прелести моногамии с каждым днем казались Алисе все более привлекательными. Раньше она впадала в ярость, когда понимала, что из-за романа с каким-нибудь Димой никогда не узнает, что такое — заниматься любовью с красавчиком с индейским ирокезом, а сейчас получала удовольствие от того, что ей есть ради кого идти на компромиссы с самой собой, что ей хочется выбирать в пользу Марка, быть недоступной для других, быть Его женщиной.
Будни превратились в праздники, и Алиса не замечала рутины, на которую жалуются знакомые — им с Марком было весело, они были счастливы, и все — абсолютно все, что они делали вместе, казалось увлекательным, феерическим, новым.
Алиса вспомнила, как однажды шла по улице мимо скромного такого, неприметного дома — и решила срезать путь, пройти двором. И вот со двора ей открылось удивительное зрелище — то ли архитектор перепутал, то ли нарочно так задумал, но торцевая сторона оказалась роскошным фасадом в стиле раннего конструктивизма — наклонные лестничные окна, благодаря чему казалось, что это не окна кривые, а лестницы накренились, захватывающий дух дизайн балконов, сплошное королевство кривых зеркал и броский минимализм. Возле дома Алиса стояла с четверть часа — приходила в чувство, и сейчас с Марком произошло все то же самое — с торца эта странная семейная жизнь оказалась такой интересной, что Алиса никак не могла понять: о чем она думала все эти годы? Почему ей никто не сказал? Хотя у нее перед глазами был пример рублевской Наташи и ей подобных, а это мало кого способно обнадежить — разве что самых отпетых охотниц за миллионерами, но ведь ясно, что не
Правда, «не так» представлялось Алисе неким усредненным вариантом, слепленным из журнальных статей, старых анекдотов и программы «Большая стирка» — женатые, с детьми, вечером — готовка и любимый сериальчик, по выходным — средней паршивости загородный дом и свой огородик, потому как огороды появлялись на участках даже самых обеспеченных знакомых: либо домработница не могла пережить столь халатного обращения с землей и где-нибудь между розами и нарциссами высаживала петрушку, либо мама божилась, что получит инфаркт, если не увидит за бассейном парник с огурцами, либо сами втягивались, склоняясь к мнению, что кабачки, выращенные своими руками, дадут сто баллов вперед рыночным.
Иногда, когда Марик уезжал на встречи с читателями, на интервью или на обязательные встречи с издателями или распространителями, Алиса брала машину и отправлялась за город. К себе. Сначала она объезжала вокруг дома, потом ставила машину неподалеку и гуляла, высматривая сквозь решетку особняк. Квартиру она точно решила продать — потом, когда все закончится, а вот дом полюбила — только надумала ремонтировать, чтобы добавить больше от себя.
Иногда заходила к Насте, и та поила ее жидким чаем с запахом заношенных тапок и кормила вкуснейшими жареными пирожками. Настя похорошела — призналась, что даже сидит на диете, так как готовилась к встрече с московским доктором, которого ей нагадала Алиса, и не хотела предстать перед будущим мужем без маникюра, в застиранном халате. Алиса страшно развеселилась и в следующий раз привезла Насте модный сатиновый халат, белье — недорогое, из стока, но сексуальное, краску для волос, свой старый фен с диффузором и еще мешок всякой ерунды — кремы, лосьоны, губки для лица, косметику — все, что было куплено, но не подошло ей самой. У Нины, которая была одного размера с Настей и которая в последнее время сильно поднялась материально, Алиса отобрала старые вещи и отдала соседке — а вдруг, и правда, появится тот самый суженый доктор?
Апрель был удивительно теплый. В середине вдруг коварно подморозило, но зиме, видимо, стало неловко за такую настойчивость, и за два дня она капитулировала.
В воскресенье утром она спала сном младенца, когда Марик прошептал ей на ухо, что уходит, поцеловал в макушку, но она уже проснулась, перехватила его и потребовала разъяснений. Возбужденный Марик признался, что еще в прошлом сезоне купил себе спортивную «Ямаху», а сейчас поедет в гараж к некому Зае (как позже выяснилось, здоровенному мужику на красном мотоцикле) приводить в порядок технику. Может, они дадут круг почета по району — ведь в конце апреля официальное открытие сезона, прокачают тормоза, посмотрят последние записи гонок — в общем, мальчуковые развлечения.
И Алиса поехала к себе «домой» — раз уж она вчера прикупила Насте красную водолазку с короткими рукавами, стильный черный шарф и отобрала у Фаи в магазине «бракованное» пальто, которое просто замерили, а после химчистки оно снова превратилось в новое и красивое.
Во-первых, Алисе было неловко, что она так обнадежила Настю, но самое главное — соседка связывала ее с домом, была последней ниточкой, которая тянулась в усадьбу. Настя чуть не родила, когда Алиса вывалила вещи из сумки, благодарила ее так, что охрипла, вытащила ее на прогулку, нарядив в страшные коричневые резиновые сапоги, а по возвращении накормила так, что Алиса уже собралась остаться с ночевкой — после борща, котлет с жареной картошкой, домашних солений и пирога с малиновым вареньем даже сил курить не было. Настя отправила дочь в магазин за кофе, и Алиса выдула две здоровенные кружки, которые Настя по-деревенски называла бокалами, прежде чем смогла сесть за руль, будучи уверенной, что не заснет через минуту-другую.