Когда боги рыдают
Шрифт:
Габай отставил палку, подковылял к щиту и взялся за его правый край. Они вместе сняли его и прислонили к соседней стене, при этом загородив окно. В помещении стало ещё темнее. Света, проникавшего из второго окна, едва хватало, чтобы разглядеть часовой механизм, который, как оказалось, занимал добрую половину помещения. В полумраке тускло поблёскивало нагромождение больших и малых шестерёнок, колёс, осей и коромысел, которое жило какой-то своей непостижимой жизнью. Всё это подрагивало, постукивало, шевелилось и скрежетало, одни шестерни поворачивались, другие стояли, оси двигались,
Вот здесь, видите?
– Смотрительница взяла со стола свечу и поднесла её к небольшому тёмному проёму под двумя сцепленными шестернями.
– Если вы заглянете туда, то увидите выступ, за которым как раз лежит главная шестерня.
Габай взял у неё свечу и наклонился к проёму, пытаясь рассмотреть, что там внутри.
Вижу какие-то зубцы, - сказал он, отдуваясь.
– А мешочка не вижу.
Это потому, что его время ещё не пришло, - терпеливо объяснила смотрительница.
– Он появится ровно в восемь. Вы его сразу увидите. Вот тогда вы его и вынимайте оттуда, иначе он опять уйдёт внутрь и вам придется ждать ещё два часа.
Бандит поскрёб в затылке.
Ну, Папаня, учудил...
– пробормотал он.
Слава сказал, что это самый лучший тайник, который он когда- либо видел, - смотрительница подошла к столу и загремела чашками.
– До восьми ещё целых двадцать минут, можно попить чаю. Вода горячая, я только что нагревала. Хотите?
Габай кинул взгляд на запястье.
Лады, давай своего чаю.
Со свечой он вернулся к столу и грузно опустился на стул, который заскрипел и заходил ходуном под его тяжестью. Изогнутым набалдашником придвинул к себе второй стул и, пыхтя, водрузил на него раненую ногу, чтобы от неё отлила кровь. Только после этого, облегчённо выдохнув, откинулся на спинку стула и оглядел стол. Хозяйка башни явно не отличалась большой аккуратностью. Всё на столе было перемешано, куски сахара рассыпаны, вокруг чайника блестела лужица, газета под хлебом намокла, колбаса лежала вперемежку с воздушной кукурузой. Габай даже уловил запах пива, хотя пивных бутылок нигде не было.
Смотрительница придвинула к столу табуретку и присела со скромным видом. Габай заметил, как она прячет плейерный магнитофон с наушниками. "Неужто бабёнка попсу слушает?
– с ухмылкой подумал он.
– Ну и дела!"
Хорошо хоть вы заберёте этот мешочек, а то у меня все эти дни душа не на месте, - призналась женщина, разливая по стаканам заварку.
– Так и жду, что явится милиция, устроит обыск и меня заберут как славину сообщницу... Вы, когда встретите его, скажите, чтоб он больше ничего здесь не прятал. Я из-за него спать не могу спокойно.
Скажу, - пообещал Габай, делая себе бутерброд с колбасой.
– А ты, вообще, давно с ним знакома?
Да давно. Наверно, лет десять. Я тогда ещё совсем девочкой была, - в её голосе проскользнуло кокетство, она повела плечиками, как будто смущаясь.
– И Слава был таким молодым, таким, знаете, интересным мужчиной... У нас был с ним роман. Но это личное, я об этом помолчу.
Она сидела в тени и её накрашенное лицо пятном белело в потёмках. Габаю всё время казалось, что перед ним какая-то ожившая кукла, которая и разговаривать-то
"Кукла и есть, - слушая её воркотню, думал он.
– Но она всё-таки получше будет, чем его Лидка. У этой задница пухлая и грудь большая. Папаня любил баб с большой грудью".
Вы что, прямо тут и встречались, на башне?
– полюбопытствовал он.
Ну да, ведь это такое романтичное место, - в её голосе проскользнул оттенок мечтательности.
– Старинные стены, бойницы, полумрак... Воображаешь себя в Средневековье...
Вы и трахались тут?
– гоготнул бандит.
– Прямо на этом столе?
Она потупилась.
Нескромные вопросы задаёте, уважаемый. А хоть бы и на столе, что из того?
Стало быть, Папаня спрятал мешочек в часы, а потом тебя на стол посадил?
– совсем развеселился Габай.
Нет, как раз в тот день ничего такого между нами не было. Слава очень спешил. Нагрянул неожиданно, среди бела дня, а я была без макияжа, просто ужас какой-то. Я, наверное, выглядела ужасно, я вообще без макияжа ужасно выгляжу, а косметичка у меня в сумке лежала, я даже не успела добежать до неё... Он так торопился, чаю не попил, только засунул этот мешочек на шестерню и был таков. Только и успел разок...
– Она замялась.
– Поцеловать... А в прежние разы, когда приезжал, всегда любовью со мной занимался, и время у него для этого находилось.
Не трахнул тебя, значит?
– смеялся Габай, отхлёбывая из чашки.
– Вот нахал!
Спешил, - со вздохом ответила женщина.
– Как спрятал мешочек, сразу вниз побежал. Я ему кричу вдогонку: Славик, когда ж ты эту свою гадость заберёшь? А он только отмахивается. Скоро, говорит, заберу. Либо сам приеду, либо сына пришлю... Подумать только, как быстро летит время!
– Она снова вздохнула.
– У Славы есть сын! Ни разу его не видела. А вы видели? Наверно, похож на отца в молодости?
Габай поморщился.
Да ничего похожего. Раздолбай, каких мало.
Ах, что вы говорите...
– Она подперла голову кулаком и задумалась, а потом засуетилась.
– Что ж я так сижу. Разрешите, я поухаживаю за вами. Не ожидала, что вы сегодня придёте, а то бы купила что-нибудь посущественнее... Я тут, знаете, всё одна да одна. Только чаю попить, а больше мне ничего не нужно...
– Она вдруг почему-то хихикнула.
– Диету соблюдаю...
Габай вздрогнул. Что-то ему напомнило это хихиканье. Кажется, кто-то из его знакомых хихикает так же. Но он не стал напрягаться и вспоминать, а запихнул в рот остатки бутерброда и, запивая их чаем, проурчал:
Да ладно, не суетись. Ничего не надо.
А ведь мы с вами до сих пор не познакомились, - она приосанилась.
– Аглая Львовна. Можете называть меня просто Глашей. У меня музейное образование. Гостям я всегда рада, особенно...
– Она снова хихикнула и потупилась, прикрывшись концом шарфа.
– Особенно мужчинам... А то здесь так одиноко, и сквозняки постоянно... А от мужчин, знаете, исходит тепло. Вот вы сидите передо мной, и мне так хорошо с вами. Вы весь лучитесь энергией... Этой энергии очень не хватает нам, бедным женщинам...