Когда боги закрывают глаза
Шрифт:
Они с Гущиным подошли и попытались повернуть вентиль. Безрезультатно.
– Тут все заржавело давно, – Гущин побагровел от натуги. – Нам это одним не своротить. Да и если рассуждать логически, если заржавело, значит, давно никто не пользовался, не открывал.
– Попытаемся просто сдвинуть крышку, – Август Долгов уперся в железный край ладонями.
Заскрежетал металл.
– Тут не завинчено, помогите сдвинуть крышку.
Гущин присоединился, подналег. Тяжелая металлическая крышка поддалась, и помещение наполнилось
Гущин заглянул в образовавшуюся щель.
– На дне тела. То, что мы так долго искали, – голос его мгновенно охрип. – О боже, это же могила!
Катя даже не стала на ЭТО смотреть. Сразу вышла на воздух, на заброшенный плац. На улице она и провела последующие несколько часов, когда эксперты-криминалисты и сотрудники оперативно-следственной группы, вызванные Гущиным, осматривали барак. Когда же страшную находку подняли, она узнала, что жертв – четверо. И у всех без исключения смертельные пулевые ранения.
Глава 32
Один, совсем один
Противный, какой-то металлический привкус во рту. В полудреме Сергей Мещерский пожевал, пошлепал губами. Фу!
Потом с усилием приоткрыл один глаз. Потолок высокий, в трещинах. Выцветшие обои бог знает каких годов, когда-то зеленые, а теперь «лысого» цвета.
Место незнакомое. А сам он раскинулся на подушках софы, покрытой ковром. И чувствует, что его вот-вот стошнит.
Он сел, щурясь на белый свет за окном без штор. Комната. Ну совершенно незнакомая комната. Правда, что-то брезжит в подсознании, вроде бывал тут когда-то, очень давно.
На обоях – пятна «лысин» более темного цвета.
Тут когда-то во множестве висели фотографии его сестры. А потом она уехала, а он их снял.
Мещерский оглядел комнату снова и понял, что он в гостях у Вани Лыкова до сих пор.
Ну конечно! Но это ж надо так напиться…
– Ваня! Иван!
Тихо в квартире. Никого. Мещерский сполз с дивана и, шатаясь, почесал в ванную. Соображалось из рук вон плохо. Это ж надо допиться до таких чертей, с другом, с дальним родственником, с героем-полярником…
Он сунул голову в раковину, под струю прохладной воды. Потом начал умываться, фыркать, намыливать щеки, бороду. Вода текла ручьем, но соображалось по-прежнему туго.
А разве мы столько пили, столько квасили с Ванькой Лыковым?
Из ванной Мещерский пропутешествовал на старенькую облезлую кухню. Ремонт тут не производили давно, оно и понятно – хозяин во льдах Антарктиды.
На столе – пустая бутылка водки. Одна.
Всего-то?
Мещерский повертел ее в руках. Потом обратил внимание на кофейные чашки.
Глянул на наручные часы и не поверил своим глазам, подошел к окну – солнце вечернее. Время почти шесть вечера!
Как же так? Неужто он проспал в отключке у Лыкова целый день?
С усилием начал припоминать – ждал вечером у дома во дворе в машине, наконец появился Лыков.
Странная встреча в четыре утра под тусклым дворовым фонарем. И вид был у Ваньки Лыкова как у вампира.
Потом они поднялись сюда, в квартиру. Для чего? Конечно, чтобы выпить за встречу. И Лыков достал эту вот бутылку водки из холодильника. Они сели, дернули по стакану и начали толковать…
О чем вот только…
Нет, перед этим Ванька предложил сварить кофе по-турецки, потому что уже начало светать и…
Мещерский понюхал чашку с остатками кофейной гущи. Чем-то тянет, какой-то приторный аромат, кроме горького, кофейного.
Чем князь Лыков опоил своего дальнего родственника князя Мещерского? Как там в летописях-то…
Мещерский прошелся по тесной квартирке. Ни записки, ничего. Везде пыль. Похоже, Лыков сюда приходит лишь ночевать, и то, может, не каждую ночь.
И где он, интересно, сейчас?
Мещерский сунулся искать свой мобильный. Темный дисплей. Сначала он подумал, что села батарея, но, когда попробовал включить, телефон заработал. А это означало, что мобильник отключили. Специально.
Чувствуя необычную слабость и головокружение, Мещерский направился к входной двери. Может, Лыков запер его на ключ? Но нет, дверной замок открылся легко, и Мещерский вышел на лестничную клетку к лифту, захлопнул за собой дверь.
Лишь на улице ему стало лучше, дурман в голове слегка рассеялся. Он подошел к своей машине, и вдруг вся картина рассветных посиделок за водкой и кофе возникла в его памяти на одно-единственное мгновение – так ясно и четко.
Лыков сообщил, что вернулся со станции «Восток» еще весной. И после этого он не говорил ничего, лишь предложил сварить кофе по-турецки. Мещерский видел всю эту сцену – как он держит чашку, как попивает горячий кофе и как у него практически сразу начинается словесный понос. И он как зомби рассказывает внимательному Ване Лыкову все, все – и про пленку на аэродроме «Райки», и про то, что Катя и полковник Гущин попросили «срочно разыскать тебя», и про тот кошмар на шоссе у аэродрома с расстрелянными машинами, лужей крови на траве и контейнером, похожим на вскрытый погребальный саркофаг.
Видение пропало. Мещерский пожалел, что не захватил с собой из квартиры чашки с кофейной гущей для экспертизы. Чем там опоил, угостил князь Лыков своего приятеля? Что добавил – кокаин или что-то более современное, продвинутое, быстро развязывающее язык?
Но дверь квартиры захлопнулась. И теперь ведь хрен докажешь.
Мещерский чувствовал злость и усталость.
Прошлые давние дела в подмосковном Лесном, видно, за все эти годы не выветрились из памяти героя-полярника. Лыков помнил, что тогда Мещерский активно помогал Кате и милиции… нет, только Кате (но она же действующий сотрудник, офицер). А ведь тогда Лыков ходил в подозреваемых.