Когда был Ленин мумией
Шрифт:
Бесцеремонное вторжение не остановило артисток. Музыкантша повела дудкой вверх, издав ноту особой пронзительности и одновременно ухватила длиношеюю подругу за край бинта на высохшей ляжке. Фальшиво изобразив визгом смущение и поиграв шеей, словно цапля, заглатывающая лягушку, танцовщица начала кружиться с нарастающим ускорением, кокетливо открывая свои окаменелые прелести. Вот показался бурый изрытый живот, затем обнажилась ребристая, как радиатор, грудная клетка и две небольшие твердые кочки — очевидно, сами груди.
Тот, кому все это безобразие предназначалось, в сторону тружениц шеста и не глядел. Расположившись по-домашнему за причудливо изогнутым столиком, Хуфу отхлебывал из дымящейся чаши и благодушно почитывал газетку, напечатанную на бумаге похабнейшего розового цвета. Охранники сдернули с повозки ткань, под которой оказались сильно потрепанные картонные коробки с надписью «Xerox», и с явным облегчением повалились на прохладные плиты.
— Лис и Рыжий возвратили давний долг, о Светозарный! — уткнувшись носом в пол, сообщил один из них. — С процентами.
— Хорошо. Оставьте и идите. Все уходите! — скомандовал Хуфу, отодвигая чашу. — А ты, Ич, отчего жмешься в стороне, подобно пугливому зайцу? Приблизься.
Ленин деликатно выждал, пока обе женские мумии, подхватив с пола груды бинтов, пробегут мимо, и выступил из складок съехавшей вбок портьеры.
— Если мы планируем работать сообща, товарищ Хуфу, — с упреком сказал он, — так уж будьте любезны, избавьте меня от формальностей, вроде прозябания в приемной.
Оставив его слова без внимания, фараон осторожно выпрямил тощие ноги и направил их к повозке, столь нелепой среди пышного золоченого убранства камеры. Первая же картонная крышка легко поддалась, показав нутро, туго набитое зелеными банкнотами. Опять доллары! Почему не рубли, не франки, не марки, в конце концов?
— Я хочу тебе кое-что рассказать, Ич! — сказал Хуфу. Он помолчал, подтянул к себе одну из денежных пачек, помял в забинтованных ладонях. — Операция «Птах» затягивается, но поиски будут продолжаться, пока не увенчаются успехом. Однако меня беспокоит ничтожное количество помощников, на которых я могу положиться. Те из них, кто послушны любым указаниям, глупы — а значит не способны ничего организовать. Те, кто умны, используют свой ум, чтобы воровать…
— А где же ваши товарищи фараоны? — воспользовался моментом Ильич. — Давно хотел спросить, почему их не видно среди участников съезда? Ведь не один вы подверглись бальзамированию среди представителей многочисленных царских династий Египта.
— Я их выдал, — неприятным голосом сказал Хуфу, пожевав сизо-коричневыми губами.
— Кому?
— Смертным. Ибо они не желали признавать очевидное — что восстановленное царство египетское должен возглавить именно я. Мной был начертан план, как вернуть освященное Ра мироустройство и распространить его на весь свет. Мое правление было самым благодатным и разумным из всех правлений от Раннего до Среднего царства. Наконец, главное: моя пирамида выше всех пирамид. Разве это не указывает прямо, кто из фараонов достоин взять бразды управления в свои руки? А они, словно глупые попугаи, твердили, что тоже являются сыновьями и дочерьми бога и требовали разделения власти. Но власть нельзя разделить. Как нельзя разделить само Солнце.
— И где ваши товарищи теперь?
— В музеях. Смертным, называющим себя археологами, было по моему указанию выдано точное местонахождение мумий фараонов и они сразу побежали их раскапывать. Теперь бунтовщики лежат в хранилищах музеев, мастерских реставраторов. Я запретил их ба покидать тела, милостиво позволив десятиминутную прогулку раз в день вокруг саркофага. Шаг в сторону — и их тела распотрошат во имя каких-нибудь исследований, мнимые цели которых внушат смертным мои жрецы. Если сыны и дочери бога в конце концов признают, что не являются равными мне, то им найдется применение в новом царстве. Если нет, имена их затеряются в веках.
— Таким образом, бунт фараонов был подавлен в самом зародыше, но оставил вас, товарищ Хуфу, без соратников, — удовлетворенно заключил Ильич.
— И оттого я так нуждаюсь в верных помощниках, которым благоволит сам Ра, — подтвердил Хуфу. — Ты умен и лишен корысти, и у тебя пять ах. Значит тебе нужна власть, одна только власть и никакие богатства не заменят ее. Я могу ее дать — в разумных пределах. Хоть Небмаатра и предостерегает меня…
— Наплюйте ему в харю! — посоветовал Ленин. — Это обычное казенное пустословие, свойственное держимордам. В нем максимум беззастенчивости и минимум логики.
— Небмаатра не склонен к пустословию, он предан мне, как кошка, — возразил фараон. — Просто он осторожен и бдителен. Людей у меня мало, но все они проверены на верность. Прежде было много недовольных. Оказавшись в загробном мире, кое-кто из рядов знати вообразил, что теперь можно позволить себе то, что на что они не решались при жизни — открыто высказывать недовольство деяниями фараона. У них даже вошла в обиход поговорка «Дальше пирамиды не пошлют».
— И что вы с ними сделали? — с живым любопытством спросил Ленин.
— А что бы ты сделал с ними, Ич?
— Политических противников надо стирать в порошок!
— Что ни говори, пять ах — это пять ах, — похвалил Хуфу. — Я так и поступил. После того, как мне донесли о тысячах недовольных, которые подтачивают мою власть, подобно термитам, замыслив немыслимое, мною было велено распустить слухи в мире живых, что мумии, перемолотые в пыль, — панацея от всех болезней. Едва весть о чудо-порошке пронеслась по свету, аптекари со всего света завалили Египет заказами. Они жаждали получить прах мумий, чтобы лечить с его помощью переломы и раны, нарывы и мигрени, чуму и геморрой, и эту как ее, — Хуфу раздраженно пощелкал пальцами, припоминая название, — когда лотос не поднимается…
— Импотенцию, — подсказал Ильич название недуга, с которым был знаком не понаслышке.
— И вот, пока мои враги в загробном мире плели интриги и вынашивали замыслы, к их телам в Долине царей направились феллахи с лопатами, кирками и мотыгами. Всех неугодных мне откопали, погрузили на пароходы и увезли прочь: в Европу и Америку. Тела их истолкли и изготовили порошки, мази, бальзамы. Праха было в таком избытке, что его добавляли в корм скоту. И теперь не будет преувеличением сказать, что всех противников я либо размазал, либо съел с потрохами, либо скормил свиньям. И, знаешь, Ич, я на этом неплохо заработал.