Когда была война
Шрифт:
Андрей лежал на носилках в блиндаже. Рядом сосредоточенно стучал ключом радист, что-то попутно записывая карандашиком в маленький блокнотик, а командир радостно орал в телефонную трубку:
– Конечно, товарищ генерал! Что, тикают немцы! Бегут, товарищ генерал, бегут так, что только пятки сверкают! Да, товарищ генерал! Будет исполнено, товарищ генерал! Благодарю, товарищ генерал!
Он грохнул трубку на аппарат. Алёнка встала из-за стола и протянула ему какую-то бумажку.
–
Командир сверкнул радостной улыбкой и вдруг схватил её за плечи и крепко расцеловал в обе щёки. Алёнка только и успела, что охнуть от неожиданности.
– Дорогая ты моя!
– громким командирским голосом гаркнул он.
– Алёнушка! К награде тебя представлю, душенька!
– Да за что ж, товарищ майор?
– выпучила глаза Алёна.
– За справки?
– За справки, голубушка, за справки!
Он легко подхватил её на руки и закружил.
– Ой! Ай!
– сквозь хохот визжала Алёна.
– Ой, поставьте, товарищ майор! Поставьте! Лучше вон Любку крутите, она-то незамужняя, а у меня муж имеется!
– Что муж имеется, это хорошо!
– воскликнул командир, опустил Алёну на пол и повернулся к Андрею.
– И тебя, боец, тоже к награде! За смелость!
Андрей слабо улыбнулся. У него сильно кружилась голова, в глазах периодически темнело. Алёна сказала, что это от кровопотери. Рану жгло раскалённым металлом, отдаваясь резкой болью по всему телу.
А когда он уже ковылял к грузовику, что должен был доставить раненых в госпиталь, вдруг вспомнил о котёнке и чуть было не хлопнул себя по лбу от досады: и как только мог запамятовать?! Он кинулся было в сторону разрушенного кабаре, но был остановлен твёрдой Любкиной рукой:
– Куда собрался, боец? А ну полезай в кузов, я за вас, оболтусов, головой отвечаю!
Андрей отодвинул её в сторону и пошёл дальше. Любка догнала его и железной хваткой вцепилась в локоть.
– А ну обратно, я сказала!
– сердито насупилась она.
– Ишь, разбегались они тут, нихай как тараканы!
Он посмотрел в её суровые серые глаза. Держала Любка его крепко, с силой, какую не положено иметь девушке её комплекции.
– Люба, - вкрадчиво сказал он.
– Люба - это любовь значит?
– Ну любовь, - буркнула она.
– И что с того?
– А то, - Андрей широко улыбнулся, - что должна ты понимать, что там живая душа осталась. Забрать надо.
– Какая ещё живая душа?
– Её брови поползли вверх, испещрённый веснушками лоб собрался в мелкие складки.
– Раненый, что ль?
– Нет, - честно ответил Андрей.
– Котёнок
– Что-о?..
– Люба удивлённо раскрыла рот.
– Дурак что ль? Быстро в кузов, я сказала!
Она решительно потянула его назад, но Андрей ловко вывернулся и широкими скачками побежал к бывшему кабаре, напрочь позабыв и о ране, и о головокружении, и о кровопотере.
– Ух, котяра вшивый!
– сердито крикнула вслед медсестра.
Писк Филимона он услыхал ещё метров за десять. Котёнок жалобно мяукал, пытаясь выкарабкаться из-под доски, просовывал мордочку в щель. Андрей выхватил его и прижал к себе.
– Ну что, малой? Испугался уже, думал, не приду?
Филимон сердито фыркнул и заизвивался в его руках, а Андрей развернулся и со всех ног припустил обратно. Как бы не наказали его за эту мини-самоволку! Но командир сегодня пребывал в отличном расположении духа и на Любушкины возмущённые жалобы только махнул рукой. Андрей сунул котёнка за пазуху и, уцепившись за борт полуторки, ловко вскочил в кузов. Люба забралась следом и сунула кулак ему под нос.
– Унюхал, чем пахнет, животновод?
– грозно спросила она, стащила с головы белую косынку и стегнула Андрея по лицу.
– Вот тебе! Вот!
Косынка мелькала в воздухе маленьким белым парусом. Андрей поднял руку, защищаясь от Любушкиного гнева.
– Люб... Люба!
– сквозь смех говорил он.
– Ну хватит! Люба! Я и так раненый! Ну Люба!
Люба окинула его хмурым взглядом и принялась повязывать платок обратно на голову. Её тёмно-русые волнистые волосы блестели глянцем в солнечном свете, в прядках вспыхивали яркие искорки, а в больших, опушенных длинными ресницами серых глазах плескалось недовольство.
– Да ладно тебе, сестричка, - вступился за Андрея кто-то из солдат.
– Не просто так же бегал, вишь, животное спас. Да и не опоздали мы.
Люба хмыкнула и деланно безразлично отвернулась. Полуторка зафырчала мотором, затряслась по ухабистой просёлочной дороге и свернула к шоссе. Филимон высунул мордочку из расстёгнутой гимнастёрки и замяукал, забарахтался что было сил. Андрей погладил его пальцем и миролюбиво сказал:
– Смотри, какой красавец! Ты ему нравишься. Ну посмотри!
Госпиталь был забит до отказа. Сновали по широким коридорам врачи, хлопали двери, где-то надрывался телефон. В фойе у росшей в большой кадке раскидистой пальмы толпились несколько человек в коричневых больничных палатах. Врач осмотрел рану Андрея, промыл каким-то желтым раствором и определил его в восемнадцатую палату - для лёгких.
– И скоро меня выпишут?
– поинтересовался Андрей, натягивая гимнастёрку.
Врач что-то записал в карточке и сунул её в папку.