Шрифт:
Семья – сказка, которую мы создаем сами
Я не случайно начинаю с семьи свое повествование. Наша жизнь подобна спирали, расширяющейся на каждом ее витке, обретающей все больше событий и людей в нашем окружении. Но она имеет то самое начало – исходную точку, с которой начинается дальнейшее развитие. И, как мне кажется, нет ни одного человека, которого подобная тема не касается.
Все дальнейшее, описываемое мной, в большей или меньшей степени зависит только от количества собственных сил, возможностей, жилищных условий, пристрастий… Ах, как долго можно продолжать список условий, чтобы все противоречивые и даже взаимоисключающие факторы смогли сложиться из разрозненного пазла в единую картину нашей жизни. Но, наверное, единственная причина в появлении всего того, что МЫ имеем сейчас – некоторый перекос миропонимания, как вполне может решить сторонний наблюдатель нашей нескучной во всех отношениях жизни. И тут, если верить моим словам и следовать несложной логике, можно смело сказать: «Мадам, с вашим кредо вас ждут в Кащенко без допобследований и анализов». А я могу лишь улыбнуться. Оправданий нет. Пять котов (впрочем, их количество переменчиво и склонно к возрастанию), одна собака (неизбывногабаритная константа), ребенок с творческим настроем и любовью к жизни и всем ее
С каждой новой животиной ты все больше погружаешься в мир слегка сумасшедших, но почему-то довольных жизнью людей, – как и с каждым ребенком. Просто первое – это слабое подобие второго. И тут важно все: эмоции и хлопоты, мечты и расходы. Но, как обладатель первого и второго, могу с уверенностью говорить: никакие умения и дрессировка вами питомца не способны затмить достижений вашего чада. Никакая преданность в глазах любимца не сможет вызвать слезы радости на глазах, соразмерные тому, когда ваш ребенок скажет: «Мама, ты у меня – самая лучшая, я так тебя люблю!». В защиту своего чада человек способен свернуть горы, а радость и гордость за детей наполняют нас счастьем – тем самым, настоящим, какое только может подарить нам жизнь. Понимание этой простой житейской мудрости приходит не сразу. А в некоторых случаях – никогда…
И уж если быть до конца откровенной, пожалуй, уточню: какие бы события ни происходили, что бы ни творилось и даже ни куролесилось в моей жизни, я искренне считаю и абсолютно уверена в том, что моя семья – моя опора и путеводная звезда. И я благодарна моим родителям за их бесконечные терпение и любовь; за умение видеть самим и желание научить нас видеть мелочи, наполняющие жизнь радужным солнечным светом, и не обращать внимание на черные полосы, а иногда и посмеяться над глупостью. И в том, что я умею просыпаться и смотреть на мир с улыбкой, каким бы пасмурным ни был день за моим окном, безусловная их заслуга. Я бесконечно признательна родителям еще и за то, что воспитали в нас с братом умение ценить красоту вокруг и видеть ее внутри людей. А мой брат не просто научил с юмором подходить к жизни в целом, но и внимательнее рассматривать людей. Отдельное спасибо ему и за это самое чувство юмора, которое он щедро клонировал и добросовестно оттачивал во мне. Мне было бы изрядно скучно жить, и мой дух авантюризма скатился бы до примитивного самообмана, если бы не умение самозабвенно «поржать» над всем нелепым, раздражающим и попросту пустым. Своей дочурке (моему солнечному, светлому человечку) и дражайшей второй половине могу выразить благодарность за постоянные поводы к новым эпистолярным изыскам и вообще за поводы к расширению образности моего мышления и фразообразования в целом. Впрочем, мужа, который потакает нашим капризам и со вздохом, без лишних слов, всегда вытаскивает нас из всех происшествий, можно смело наградить орденом Терпения третьей степени. Я могу иронизировать над их привычками и поступками, как и над своими, но нет для меня ближе людей и важнее, чем они – МОЯ СЕМЬЯ.
Когда-то я не понимала, почему надо каждый год ехать так далеко, чтобы увидеть такую же реку, казалось бы, как и в Подмосковье. Почему нельзя взять путевку на море, ведь папа, как заместитель директора крупной организации, мог это себе позволить. Мама всегда говорила: «Можем поехать, но папа отдыхает здесь душой, и ты дай своей душе отдохнуть – смотри вокруг больше». Но все поездки на нашу дальнюю дачу, до которой ехать в былые годы приходилось часов по десять-двенадцать, ВСЕ это имело цель.
И я смотрела во все глаза. Видела карамельно-золотистую реку, искрящуюся миллионом улыбок солнечных зайчиков на перекатах, урчащую грозно на мшистых каменистых порогах, покрытую плотным ватным покрывалом свежести туманным вечером, а иногда и со свинцовыми барашками в грозу или ураган. Выходя из машины, чувствовала, как аромат таволги перебивает остатки пыльного московского воздуха. А в первые мгновения после того, как глушили двигатель машины, в голове звенело от наступившей тишины. Я чувствовала, как кружится голова от прогретых солнцем трав. Видела радугу – огромную, во все небо, необычайно, сказочно яркую в перекрестье солнечных лучей и уходящей сине-черной грозы. Я стояла под ней и загадывала желания. А где-то вдалеке иронизировал брат: мол, радуга скоро потухнет, если столько хотеть. Походы в лес научили не только обращать внимание на мелочи и ориентироваться на местности, но и чувствовать лес, закрывать глаза и слушать его. Слышать переливы голосов птиц поутру и далекий инфразвук волчьего воя в ночи, приближающийся и рождающий трепет внутри. Мерное поскрипывание сосен, уходящих стройными телами в небеса. Шелест осинового подлеска и таинственный шепот елей. Вдыхать глубоко, до головокружения, нагретую солнцем смолу соснового бора и пряный, горьковатый запах полыни на заброшенном и зарастающем поле, прогретом за жаркий день. Слышать опасный шорох серо-черных лент в глубине пахнущего медом верескового пустыря. А вечером добавлять в чай дикий чабрец или таволгу, закрывать глаза и… перед мысленным взором появляется ржаное поле, позолоченное до цвета золота антик лучами закатного солнца. И в этом нет никакой мистики, это просто прекрасное чувство – быть в ладу с самим собой, ощущать весь мир, частью которого ты становишься. Этакая простая, незамысловатая медитация.
Нам всем хочется немного поиграть в Бога. Может быть, отсюда желание создать по образу своему и подобию новую жизнь. А если нет возможности сразу создать, хотя бы «усыновить» или «удочерить». А может быть, все дело в ощущении зависимости кого-то от нас? Ведь завести ребенка – это «повесить сразу на себя огромную обузу…». Конечно, тут надо учитывать тот ма-а-а-ахонький нюанс, что любое животное отдавать на передержку, – это тоже не есть зер-р-р гут. Вообще, обладая теперь такой непростой забавой, как питомник, я часто встречаю разных людей; кто-то из них меня радует своей искренней любовью и заботой о тех, кого он принимает в свою семью, кто-то просто забавляет. Есть те, кто заранее читает и узнает, что нужно для будущих членов семьи, и к моменту переезда в новый дом у них будет подготовлен целый арсенал. А есть и те, кто спрашивает нас: сколько может стоить «вот такое», даже не уточнив пол и возраст, и вообще – продаем ли мы представляемое на выставке животное; а следующий вопрос и вовсе ставит в тупик: «А вы возьмете на передержку к себе обратно на месяц-полтора, если нам надо будет поехать отдохнуть?». И вот у меня уже сформировался вопрос к таким людям: «А ваши родители, когда выбирали роддом, спрашивали врачей
Но кто из нас задумывается об этом?.. А вот чувствовать себя равным Богу в глазах кого-то более маленького и «прелесть какого неразумного»… О-о-о-о! Об этом мы мечтаем едва ли не с пеленок. Исключение, наверное, являют собой только старшие братья и сестры, которым «свезло» нянчить младшее поколение.
Так исторически сложилось, что моему брату повезло достигнуть вполне осознанного возраста, когда его осчастливили сестрой. А это означает сразу два важных момента: будучи двенадцати лет отроду, брать с собой в свои игры он УЖЕ меня не стал бы (его игрушки – святое, неприкосновенное, табу), а вот обязанностей на него упало СРАЗУ же много. Одним словом, в день моего рождения и, к тому же, итоговой контрольной, когда ему принесли весть о рождении СЕСТРЫ (а он до последнего надеялся, что аист не может быть настолько «подставлялой»), Володя глубокомысленно сообщил: «Ну вот, блин, началось…». И был, конечно, прав. Вместо сестренки или братишки мой брат неоднократно просил какую-нибудь животинку, хотя бы котика (а в шесть лет, прочтя на плакате в поликлинике про зверей, которые обитают на людях, с восторгом попросил у мамы даже «завести пшей», чем шокировал общественность), но мама с папой были неумолимы. Семья большая, а за счет постоянно прибывающей в Москву родни, а также друзей и родственников в самой первопрестольной, вполне складывалось ощущение, что мы обитаем в резиновой коммуналке, которая живет своим особым образом, расширяется и сужается по собственному желанию, не учитывая мнение постоянных обитателей. Ну куда тут еще и животные? А еще ведь есть и лето, на которое мы выезжали в «дом в деревню». Построен он был моим дедом – по его мнению, это была дача. Дом и вправду был большим: просторные комнаты с высокими потолками и огромными окнами; зала с застекленным выходом на веранду; печь в столовой, которая прогревала только две комнаты, но не могла справиться с объемами залы. В силу этого же обстоятельства дом совершенно не был приспособлен для прохладного лета, которое в Тверской области совсем не редкость. Да и доехать (четыреста двадцать километров от дома до дома ровно) и сейчас почти подвиг, а на тот момент это было – «безумству храбрых поем мы песню». Ну вот, и какой котик переживет такую дорогу на перекладных? Разве только, чтобы сдохнуть сразу по прибытии и не мучиться обратной дорогой! Машина-то была в категории «роскошь». И появилась у нас только в 1991 году, в награду за долгие славные годы непрерывного, стахановского труда моего папы (и, конечно, все равно за деньги). Заслуги перед отечеством мало волновали отечество. Кажется, это был самый последний выпуск жигулей-шестерок, которые были сделаны на совесть: в них были докручены все гайки и, как презент от фирмы, все было добротно обработано антикоррозийкой.
Учитывая вышеописанное, становится ясно, почему не было никаких животин, а брат очень хотел не сестренку, а хоть кого-нибудь: хомячка, ведь он пушистый и забавный; попугайчика, чтобы можно было его научить разговаривать; котика, чтобы мурлыкал; ну или предел мечтаний – собаку. Ведь она – Друг человека! Выполняет команды, с ней можно гулять. А тут – СЕСТРА! Ну и как с этим быть?
У всех моих одноклассников были младшие сестры или братья, и я «точно знала», что это круто. А у меня был старший брат, и радость от его существования я осознала только в четвертом классе, когда меня ударил по голове баскетбольным мячом драчун-одноклассник, а я не оценила его «признания в любви» и пожаловалась брату. Брат пришел в школу всего один раз и при всех моих одноклассниках внес моего обидчика за шкварник в закрытую дверь завуча по воспитательной работе. Надо признать, что та-а-ак в дверь самого страшного человека в нашей школе еще никто никогда не стучал. Поэтому решилась открыть она не сразу, и моему обидчику, пребывавшему в состоянии шока, досталось дважды. «Респект» от подобного визита Ангела возмездия прошел со мной до самого окончания школы…
А мне-то хотелось животинку, а не старшую суровую справедливость. У подруг были прелестные и не очень хомячки. Прелестные (вспомните, рожденные в СССР!) – это такие рыженькие, пушистые, с черными бусинками глаз и бежевыми тонкими пальчиками, джунгарские; и не очень – альбиносы. По ним вполне можно было составить представление о фильмах ужаса без грима. Собственных хорроров в СССР не было, чужие были недосягаемы, но вот эти «стремные» хомячки вполне восполняли собой нехватку острых впечатлений. Всклокоченная белая шерсть, как будто они заранее поседели сами и готовили морально своих хозяев к такой же участи. Красные, налитые кровью глаза и трясущаяся челюсть дополнялись вечным желанием сожрать попавшие в клетку пальцы незадачливого желающего погладить эту «прелесть», стоило ему только поднести руки к клетке. А уж их розовые ручонки с просматривающимися кровеносными сосудами, которые завершались кажущимися огромными на этих дистрофичных конечностях когтями… Короче, у моих друзей были эти вечногрызущие дети матери природы. Но, несмотря на то, что теми и другими хомячками их хозяева гордились и наслаждались, я себе поставила галочку в разделе «не хочу». Белесые кусачие бестии на меня навевали жуть. Тем более, после встречи в сумерках в обширном коридоре моей подруги, когда эта «скотина», разгуливающая по недосмотру по дому, тащила за щеками свежепрогрызенную то ли гречку, то ли пшенку. Выпустив в меня всю крупу со скорострельностью пулемета, на выдохе она пищала так, словно я запихиваю ее в мясорубку со всей своей пролетарской ненавистью. Ну и довершали ее визг мы уже на два голоса. А джунгарские, очаровательно рыжие с персиковым отливом и черными глазками-бусинками, незамутненными отголоском разума, вызывали странное недоверие невинностью облика. И вскоре оно получило подтверждение. Другой моей подруге родители подарили двух прелестных хомячков, не задумываясь о скорости прироста колонии. Прибыв на место дислокации, закамуфлированные вражеские агенты оценивали обстановку из своей трехуровневой клетки в течение двух дней, а в предрассветных сумерках третьего проявили себя во всей красе, совершив побег в лучших традициях «невыполнимых миссий».
Обнаружилась пропажа в пять утра, и вся семья кинулась на поиски. Относительно скорому и сомнительно счастливому возвращению поселенцев в их пенаты в немалой степени сопутствовали два момента: первый – родители моей подруги, как видно закоренелые гринписовцы, которые спасут, по собственному усмотрению, любое дышащее, пусть и слабомыслящее существо (вне зависимости от его желания быть спасенным), и второй – соседи, наверное, тоже любили животин в разных видах, были исключительно терпеливыми и поддавались на уговоры папы. Других объяснений последующему я просто не могу найти.