Когда домом правит зоопарк
Шрифт:
Дело в том, что Джоник фатально любил звук хрусталя. Фатально это было как раз-таки для хрусталя! Ему нравился звук бьющихся хрустальных предметов. Поверьте! Он был знатоком и ценителем процесса и не разменивался на какие-то там стекляшки, и даже тонкостенный фарфор не способен был отвлечь его от цели. Будучи умнее представителей вида, он научился даже открывать злополучный шкаф, если кто-то из наивных двуногих оказывался настолько забывчивым, что оставил ключ в замке. В этом случае с самым мстительным выражением на морде попугай молниеносно открывал огромный и сверкающий столь желанной внутренностью сервант, цеплял лапами мечту своих извращенных фантазий, а размах крыльев и целеустремленность позволяли ему взлететь в высь потолка к люстре, и оттуда, усевшись поудобнее и даже повернув ухо в сторону будущей хрустальной симфонии, он и скидывал злополучную жертву своего музыкального террора. Ключ забирали, убирали, прятали, забывали.
Коллекция
И был отдельный случай, он не вписывается в рейтинги. Он просто произошел значительно позже и, несмотря на кажущуюся незамысловатость, запомнился мне. Мы с мужем жили в Литве. Четыре года работы и жизни. Золотая коммунальная квартира за стальной решеткой – посольство. Мы отвлекались от постоянного присмотра и «прелестей жизни за границей», заранее согласовав и оговорив предстоящую поездку за территорию посольства. Любили просто путешествовать по стране. Часто ездили на многочисленные Тракайские озера. Просто пикник, шашлык и никого – идиллия. Водная гладь, как чуть потускневшее антикварное темное зеркало, в котором отражается старинный замок. Его красноватые стены и сочный оранжевый цвет черепицы на башнях создают сказочное впечатление. Кажется, именно там, в глубине и полумраке прохода внутрь арки, сокрыт вход в прошлое, романтизированное новеллами о Робине Гуде или Вильгельме Телле. Подступающая осень окрашивает деревья, кусты, даже траву и редкие камыши по берегам, и создает особенно красочный природный карнавал. Он должен ярким костром озарить всю землю, перед тем как однотонное тусклое покрывало спрячет все следы.
Еще совсем не холодно, земля не остыла, и солнце еще пригревает в дневные часы, а вода не окрасилась свинцовой тяжестью. И в отражающихся в водной глади облаках плыли две величественные в своей незыблемой красоте и свободе фигуры. Дикие белые лебеди. Мы сидели и смотрели на них долго, практически не шевелясь, завороженные, а они несколько настороженно наблюдали за нами в ответ. По-видимому, мы находились на их излюбленном месте, потому что они так и не стали далеко отплывать от нас. Муж отошел назад к машине, стоявшей в зарослях густой высокой травы на проторенной нами дороге, а я осталась и попыталась подозвать птиц.
Сидела я, не шевелясь, на корточках так долго, что ноги, кажется, приросли к кромке берега. Но вот один из лебедей неуверенно стал подплывать, мне еще как-то подумалось, что это, наверное, Она. Второй был чуть крупнее и поочередно шипел то на нее, то на меня. Наверно, в переводе на человеческий язык, должно было бы прозвучать: «Вот глупые бабы!». Однако все же минут через двадцать муж издали наблюдал картину, как один лебедь около меня потихоньку, с опаской принимает хлеб из ладоней, а второй пытается ущипнуть то меня, то ее и шипит, как гадюка. Впрочем, позже он успокоился и аккуратными пощипываниями и сам стал прихватывать хлеб. Погладить себя он не дал, это было бы слишком фамильярно, но даже вышел на кромочку берега и что-то потихоньку бормотал. Ущипнуть меня он больше не пытался, но, когда ему казалось, что моя рука слишком подзадержалась на шее или спине его спутницы, он нагибал изящную шею и постукивал клювом по моей руке. Тогда я аккуратно и плавно, без резких движений, отодвигала руку прочь. Может, он просто почувствовал, что я ничего дурного не замышляю и просто наслаждаюсь тем, что они рядом со мной не по принуждению, а добровольно.
Свобода воли, желаний и действий! Вот так и запомнилось мне это. Потом они уплыли, а мы все еще оставались с мужем на берегу, сидели и смотрели на них, плывущих вместе и, кажется, Он еще долго выговаривал Ей о неразумности открытого и честного общения с двуногими.
Как вы яхту назовете… или Болон Героический
Наверное, очень многие из нас дожидались того прекрасного момента, когда родители посчитают, что мы уже достигли осмысленного возраста, чтобы можно было завести животину, которая будет вырабатывать в нас ответственность, пунктуальность, заботу и еще целый ворох бесспорно полезных и нужных для дальнейшей
В случае со мной мое нытье увенчалось большим успехом, чем у моего брата. То, о чем он только мечтал практически до тридцати лет, мне удалось успешно реализовать в свои одиннадцать. А именно – притащить щенка. Не слишком-то согласованно с родителями и с риском быть отправленной обратно с белокурым синеглазым чудом. Ныла я безуспешно с пяти лет. Приводила пример того, как мне можно доверять, вспоминая про пуделя наших друзей, которого нам оставили на месяц, пока отдыхали на море. Родители морщились, отнекивались. Но после шантажистских заверений примерно в духе «давайте заведем щеночка, а то котика притащу», папа, который котов «готовить не умеет», кажется, менее категорично стал отказывать. Что дало мне надежду.
Но время шло, а щеночек так и не появлялся, на котеночка же рассчитывать не приходилось. И вот масла в огонь подлил пиар-ход моей ближайшей школьной подружки, которая рассказала, что этажом ниже у чудесной мальтийской болонки появились щенята и их раздают даром. Все! Это был нокаут! После школы мы метнулись сразу к ней. А уже через полчаса я выходила из ее подъезда, осчастливленная черным носом, торчащим из расстегнутой куртки. Была довольно промозглая весна с вечными московскими ледяными лужами, глубина которых скрыта под ненадежной корочкой. И риск если не утонуть в них, то поскользнуться, гарантирован скверной уборкой. Но кто обращает внимание на такую мелочь, когда за пазухой тихонько попискивает пугливое существо, для которого ты становишься Всемогущим Защитником, по сравнению с которым Геракл стал бы букарахой. К тому же, у щени был бонус – с ним УЖЕ можно было гулять на улице… Ну, то есть вы понимаете, что в ближайшие две недели карапузу было уготовано гулять по улице раз так по шесть на дню, чтобы все вокруг точно знали, какая прелесть живет в нашем чудесном городе. Осчастливленная, я пришла наносить радость и причинять счастье в наш дом.
Первым, кто был шокирован новым членом семьи, стал брат (бабушка не в счет, она флегматично посмотрела и сказала, что «этот тут до прихода Олега»). Зато брат чуть не задохнулся от моей наглости: ему-то так и не позволили принести собаку в дом, а тут «малая взяла и просто приперла». Забегая вперед, скажу, что чуть позже и ближе к ночи Володя эмоционировал: «Нет, ну вы что тут, совсем обалдели?! Да это ж с ума сойти просто! Я у вас двадцать лет просил и так и не допросился, а тут мелочь мелкоту на сдачу принесла и что??? Оказывается, можно было так просто???». Следующий эмоциональный всплеск был по приходе мамы, которая тихо осела на табурет в коридоре, пока я радостно вещала: «Мамуль, ну ты посмотри, какой он хорошенький, он даже много места не займет, и гулять с ним долго не надо, а гулять я с ним буду только сама-сама». Синеглазое очарование (пушистое до безобразия, с длинной шелковистой шерсткой цвета белого жемчуга) в этот момент грамотно подластилось к маме – махало роскошными белыми ресницами, тыкалось сопливым, неравномерно окрашенным черным с розовым пятном носом и норовило вылизать маму всю, начиная снизу, а там как повезет, куда сможет дотянуться. Мама гневно воздела палец кверху для морального разноса, я аккуратно зажмурилась и тут… Свершилось чудо: белокурое создание село на попец, воздело передние лапы молитвенно кверху и стало ими просительно махать, слегка поскуливая. Это был «удар под дых». Мама сдалась.
Но настоящий всплеск Везувия был впереди, когда пришел папа Олег. Громы и молнии летали, сбивая побелку с трехметровых потолков нашей квартиры; их частоте и амплитуде в существенной степени посодействовал «описсум», случившийся с болоном на нервной почве. После чего он еще и повернулся пузом кверху, всячески демонстрируя, что он уже понял, кто главный в этом доме и тихонько страдальчески подергивал задранными лапками так, что шоколадные пятки тряслись мелкой дрожью. В итоге произведенного разноса мама, к немалому удивлению папы, успокаивала испуганного болона и меня до кучи. Нас не выкинули на пару на помойку и не отправили обратно туда, «откуда притащили эту гадость». И уже никакие порицания не могли испортить настроения от того, что «наша взяла» и волосатое чудо останется с нами. Я пошла спать с болоном в обнимку в свою комнату, а на кухне мама успокаивала папу валерьянкой и словами, что «он много места не займет, у него чудесные синие глаза, и вообще он очень милый, у него маленькие лапы и, наверное, он не будет много пачкаться…». (Ага! Болонка, белая, с коротенькими лапками и роскошной длинной шерстью, в Москве! С ее снегами, дождями и грязюкой).