Когда её совсем не ждёшь

Литвякова Наталья

На плите шипит чайник. Даша задумалась. Утренние задумки пришли, так она называет своё состояние, свои мысли о заботах-хлопотах предстоящего дня. Ох, столько дел, сегодня, столько дел! И самое главное – пойдут смотреть новый дом. Как они мечтали о нём, сколько вариантов пересмотрели – не счесть! Уже давно все сайты и странички дизайнеров перекочевали в разряд закладок: скоро телефон лопнет. Прощай навеки съёмная квартира! Обои – рогожка или жидкие? Шторы – обычные или римские? Кресла – оставим хозяйке на память, или заберём? Хватит ли коробок для вещей? Даша мечтательно прикусила губу. А ещё б хотела ту рамочку купить, она такая нежная… так бы подошла к последней

фотографии, где они все вместе, вся семья, и родители тоже, в парке. Счастливые, смеющиеся, яркие.

Так, Саше – колбасу на бутерброд, Лёше – сыр. Аккуратно Даша мажет хлеб маслом, на часы поглядывает. Тикают старенькие ходики, отсчитывают мгновения нового дня. Скоро оживёт квартира полностью, захлопают двери, зашумит вода в кранах, сонные мордашки соберутся на кухне.

– Ты чего не разбудила меня? – взъерошенный Андрей топчется на пороге, – сегодня ж моя очередь.

Даша пожимает плечами. Не знает, как объяснить мужу, что она любит эти утренние минутки. Будто с жизнью, тет-а-тет, договаривается о том, как день пройдёт. В голове проносится очередная кавалькада задумок на житейские темы: быт убивает любовь? Нет! Даёт ли он силы, или забирает, – зависит от душевных частиц, которые люди вкладывают в окружающий мир, в родных и близких, в далёких и незнакомых, да просто даже… вон, в рамочку для фотографии!

И Даша смеётся:

– Мущщина, какая очередь? Шо вы тулитесь вперёд меня? Вас тут не стояло! – крепко обнимает Андрея. – Чай или кофе?

Когда её совсем не ждёшь

.

«Вот оно мне надо?» – бубнила в мыслях Натка. Очень надо, ага. Самую лысую, что ли, нашли? По всему видать, нашли. Девчонка (очень взрослая, по её мнению, особа, ведь четырнадцать лет – как-никак летом исполнится) обходила первые весенние лужи, последний, что в марте нежданчиком выпадает, снег, и ворчала, ворчала. Могла бы отказаться, конечно. Сидела бы сейчас дома, чаи гоняла, а не тащилась бы чёрт знает куда. Или не могла? «Не могла», – решила Натка, перепрыгнув очередной ручеёк. А почему? Ну… по кочану да по капусте. Не могла. И всё тут. Если только....

Никаких если, одёрнула себя. Разве она не будущий журналист? Разве она не собирается ездить по разным городам, странам, встречаться с людьми, брать у них интервью? Что за малодушие, что за трусость, Ната? – строжила себя. Хорошо ещё, что не вслух. А то есть такая дурацкая привычка болтать с собой, как с лучшей подружкой. Которая далеко не лучшая, между прочим: съехала с темы ради свиданки с каким-то там Колькой. А ты иди теперь, Натка, сама к передовику завода, ветерану, расспрашивай про жизнь и войну, не стесняйся. Ведь лучшую статью их писательского кружка напечатают в «Вечёрке». Это ли не начало будущей карьеры? Это ли, это ли.

Осталось только перестать бояться незнакомых людей, и вообще.

Осталось только преодолеть горы-косогоры, реки-буераки, холмы-овраги, три дня лесом, два дня полем. Ох, и занесло же передовика – жить на окраине городка, в частном секторе.

Дорогу-то преодолеешь, куда денешься, ещё бы неуверенность преодолеть. Как пригодилась бы сейчас весёлая да смелая Нинка! И где он взялся, тот Колька, со своим кино.

– Ты ж говорила: любви – нет! Завяли помидоры, – Натке очень хотелось обидеться на Нину, что та не держит обещание. Но. Во-первых – было бы из-за кого ссориться с подругой детства. Во-вторых, она сразу сказала: если получится. Не получилось, вот. То есть, с Наткой пойти не получилось, а с Колькой всё удалось, эх. Не все, видать, завяли. Помидоры. Сидят там, небось, на последнем ряду, «Данди по прозвищу Крокодил» смотрят. Или не смотрят, а… ну их, в общем!

– Любви нет! – как заклинание повторила Ната, чтобы буйная девчачья фантазия не разрослась как сорняк на клумбе после дождя.

Остановилась. Отдышалась. Огляделась. На заборе увидела табличку с названием улицы и номером дома. Ух, ты! А я уже ж и пришла! Натка вздохнула глубоко: раз, два, три:

– Бамс! Бамс! Бамс! – неожиданно сильно постучала она. Мало того, что грохоту навела на всю округу, так ещё и калитка открылась сама по себе. Будто приглашала зайти. Как в каком-нибудь американском фильме ужасов. Ната потопталась несколько секунд, постучала снова по железному косяку, прокричала (ага, прокричала – пропищала, не иначе):

– Павел Петрович, вы дома? – решила, что ещё раз постучит, но теперь в окошко, и если никто не выйдет, с чистой совестью свалит. Ну, а статья… ну что – статья? Не вышло статьи. И журналиста из Натки, видать, тоже. Не выйдет.

Она сделала шаг во двор. Из-под крыльца неожиданно выкатился мохнатый клубок и накинулся на девчонку с громким лаем. Ната взвизгнула и отступила, зажмурилась: ой, мамочки, щас укусит.

– Не укусит! Не бойся! – раздался голос. – Шарик, ко мне! Он вообще-то добрый. Но пугать любит. Для порядка. А ты из школы? Дед предупредил. Его на завод вызвали, он скоро придёт. Заходи.

– Из школы, да, – Натка открыла глаза. На крыльце стоял парень. Шарика он взял на руки. Лаять тот перестал, лишь крутился да пытался облизать парню щёки. – Может, я тогда в другой раз приду?

– Да чего там, в другой! Не бойся, заходи. Я – Славик. Внук, – представился парень и рассмеялся, – мы не кусаемся, честное пионерское. Правда, Шарик?

Натка смутилась и старалась не смотреть в их сторону: ещё чего не хватало, посторонних внуков разглядывать. Но он так заразительно, так искренне смеялся, что и Ната не выдержала, растеряла всю серьёзность, расхохоталась вслед, а потом встретилась с ним взглядом и…

– Интервью взяла? Ну молодец! А боялась. Чего спрашивается? Большая статья будет? Ну вот видишь, – деловито говорила Нинка вечером по телефону. Совесть проснулась, позвонила таки подруге, узнать, как она справилась. Справилась-то Натка справилась, только вот…

– А чего с голосом? Что значит – ничего? Я же слышу – очень даже чего. Кого встретила? Какого Славика? Ах, внука. Курсанта. Моряка. Моряк с печки бряк. Натка, да он же старый, двадцать лет – это ж ого-го! Считай, как тот дед, о котором калякать будешь. Нет, чего ты ржёшь? Вот дура! Ах, глаза… как небо… как море… а ты значит, взлетела и утонула тут же… Натка, очнись, любви нет! Я тебе точно говорю!

Есть – стучало Наткино сердце тогда.

Есть – шептала Наткина душа потом, спустя несколько лет, когда разошлись пути-дорожки с внуком.

Есть, утверждает она и сейчас.

Её не может не быть. А иначе зачем это всё в мире существует, если не ради любви?

Дом.

Сначала Катя на лето планировала. То есть, сначала Катя и Артур на лето планировали. Ремонт. Своего небольшого уютного домика в три окна с голубыми ставнями, что достался по наследству от бабушки. Но как часто бывает – то одно, то другое – не складывалось с ремонтом. Ни в первое лето, ни во второе, а потом и вовсе планы собрали чемодан да уплыли в закат. Вместе с Артуром: однажды он не вернулся из рейса.