Когда её совсем не ждёшь
Шрифт:
Кефирный человечек
.
– Бабушка!
– М-м-м…
– Бабушка, не спи!
– Я не сплю.
– Спишь! Я уже полчаса с тобой разговариваю, а ты молчишь.
– И о чём же ты со мной разговаривал, Сева? – Мария Васильевна протёрла глаза, поёрзала в кресле, взяла в руки выпавшие было спицы. И когда задремала? Не заметила. Хлопай теперь ресницами перед внуком виновато. Вон стоит, смотрит так серьёзно, в душу самую заглядывает. Когда успел вырасти? Человек уже. Хотя нет: пока ещё – человечек, к её, бабушкиному
– О важном. О важном разговаривал. А теперь не буду рассказывать. Всё равно ты не слушаешь.
– Ну прости, Севушка. Я и не заметила, как вздремнула. Может быть, ты сменишь гнев на милость?
– Нет.
– Ишь, ты. Так и будешь обижаться?
– Буду.
– А не боишься?
– Чего?
– Будешь долго кукситься и обижаться, прокиснешь.
– Как это?
– Как молоко.
– В простоквашу превращусь, ба?
– Или в кефир.
– Не хочу в кефир, ба. Он невкусный!
– Ну, может, тогда простим друг друга, а, Сева?
Внук задумался. Потом улыбнулся.
– Простим, ба.
– Вот и хорошо, – Мария Васильевна вздохнула с облегчением. Спицы застучали равномерно.
– Бабушка, а что же, обижаться совсем нельзя?
– Ну почему же нельзя? Немножко можно.
– А, если сильно обидели? Тогда – множко?
– Тогда – множко, – рассмеялась Мария Васильевна, погладила его по голове, – только всё равно нужно уметь прощать и обиды отпускать, а не то…
– Прокисну, – хихикнул Сева.
– Дак о чём ты со мной разговаривал-то, внучек?
– Да так, ба. Ни о чём. Можно я к Саньке пойду, в пятую квартиру?
– Можно. А зачем?
– Мириться!
Торт.
Антонина Макаровна печёт наполеон на день рождения старшего внука. Дело, само собой разумеется, ответственное, поэтому с утра домочадцы: муж, Пал Сергеич (не стой столбом, окаянный, куры не кормлены, у поросят не чищено, о рыбалке забудь) и внучка младшенькая, Алёнка (сходи поиграй во дворе, да смотри к Жучке не лезь, уток не гоняй) – отправляются восвояси из летней кухни.
– Так этсамое, Тоня, – возражает Пал Сергеич, – я уже Михалычу пообещал.
– Ну, ба-а-а, ты говорила, что возьмёшь меня помогать! – не соглашается Алёнка.
– Ой, да делай, что хочешь, – отмахивается от мужа Антонина Макаровна. – Нет, внуча, в следующий раз, некогда сегодня, – от Алёнки. – Потом. Иди, и Ваську с собой забери, не мешайте мне за ради бога.
Она делает два вида теста. Для первого смешивает яйца, соду, гашеную уксусом, соль и два с половиной стакана пшеничной муки. Для второго вида – энергично перетирает маргарин с оставшейся мукой в крошку. Антонина Макаровна печёт наполеон.
Внучка, пока дедушки нет, идёт в сарайчик и набирает в кукольную посудку песок, цемент, камушки. И ещё каких-то смесей. Водички из ведра плеснула. Бабушка печёт, и Алёнка – тоже. И ничуть не хуже.
Антонина Макаровна утирает лицо рукой. Раскатывает первое тесто в тонкую лепёшку, выкладывает на него мучную крошку, складывает вдвое, снова раскатывает и так несколько раз. Алёнка подглядывает в окошко, повторяет и
Антонина Макаровна делит тесто на 8 частей и прячет в холодильник. Готовит крем. Взбивает яйца с сахаром и с мукой, добавляет молоко. Варит на плитке, помешивая и напевая песенку. Алёнка ищет яйца в курятнике, у неё тоже будет настоящий крем. За Алёнкой гоняется петух, за петухом – Жучка, Алёнка за Жучкой, Васька шипит на заборе и обалдевает от происходящего. Петух не понимает, кто за кем гоняется и тоже обалдевает.
Бабушка формирует коржи и приступает к выпечке: ну, не подведите, родные. Алёнка раскатывает лепёшки на лавке и просит солнышко: ну, не подведи, родное! Никто, конечно же, не подводит: Антонина Макаровна достаёт румяные коржи и промазывает их кремом; Алёнка пытается отлепить свои от лавочки; куры носятся во главе с петухом и Жучкой по двору; Васька презрительно щурит левый глаз.
Последний корж бабушка крошит и посыпает готовый торт. Алёнке удаётся вырвать из цепких рук лавочки свою последнюю лепёшку. Вместе с ней она падает на попу и лепёшка рассыпается.
– Деда-а-а! Баба-а-а! – ревёт незадачливый кондитер на всю Ивановскую. В волосах перья, на щеках разводы. Куры – в огороде. Жучка убежала встречать деда с рыбалки. От греха подальше.
Бабушка оставляет наполеон на столе и бросается на помощь к Алёнке. Не знает, то ли плакать ей, то ли смеяться, глядя на лавку, кукольную посудку и внучку. Сейчас родители приедут, именинника привезут, а у Антонины Макаровны внучка не купана, вся в каких-то крошках, не то бетонных, не то песочных, и дед – не чищен, с рыбалки не возвращён ещё, куры – эмигрированы, Жучка потеряна… И только торт посреди стола стоит невозмутимо и непоколебимо.
Хотя, подождите-ка… – возмутимо стоит. И возмутимо и поколебимо: потому что Васька сидит рядом и слизывает с тортика крошки, пока суть да дело. Жаль, с одной стороны, что они не бетонные, как у Алёнкиного, – меньше попало бы шкоднику, но с другой – ох, и повезло ему, ведь наверняка вкусные!
Утренние мысли.
Дарья осторожно укладывает трёхмесячную дочку в кроватку. У малышки дрожат реснички. Под тонкими веками бегают зрачки. В такие моменты Даше кажется, что доченька начальником вырастет: ведь с младенчества старается контролировать процессы.
Тихонько, по-пластунски практически, Даша выползает из спальни. Ай, беззвучно чертыхается и подпрыгивает: минное поле «Лего». Странно, изумляется она каждый раз, как в первый, но не конструктору на полу, тут никого им не удивить, а тому, что: вот есть же своя, отдельная детская комната, играй – не хочу, но сыновей так и тянет в зал. Почему? А, может, потому, отвечает сама себе, что здесь торчит их папа за компьютером? И, если строить из конструктора дорогу от замка-дивана до крепости-стула, то можно одним глазком подглядеть в монитор? «Генерал» Андрей профукает очередной танк, притворно рассердится, подхватит близнецов под мышки, чтобы раскрутить и на Луну отправить.