Когда гаснут звезды
Шрифт:
Я подхожу ближе к подушке, опускаюсь на колени и вытягиваю руки.
— И ещё, Грей…
— Да?
— Ни в чем из этого нет твоей вины.
— 22-
Когда мы с Уиллом возвращаемся к машине, мы молчим. Долгое время он даже не заводит двигатель. Прямо за моим окном ветка эвкалипта прислоняется к стеклу, отчего скопившиеся серо-зеленые листья кажутся увеличенными, усыпанными каплями дождя.
Хэп всегда называл их камедными деревьями. Однажды он сказал мне, что только в Австралии
— Этот тип рубцов точно означает сексуальное насилие? — наконец спрашивает Уилл.
Я не удивлена, что он переспрашивает, даже увидев, как расстроился Грей, вспомнив все это испытание.
— Не всегда. Это спорный вопрос. Многие скажут, что подобные шрамы неубедительны. Другие скажут, что большинство врачей либо не знают, на что они смотрят, либо не хотят открывать эти двери. Самое красноречивое для меня — это реакция Кэмерон.
— Ты имеешь в виду, что она закрылась.
— Верно. Предполагаю, что она спрятала это очень глубоко.
— Я не знаю, о чем думала эта медсестра. Конечно, кажется безответственным сбрасывать такую бомбу на ребенка.
— Ну, это сложно. Эти клиницисты видят самые разные вещи. Не сказать ей об этом было бы еще более безответственно.
— Есть ли здесь юридическая проблема? Разве клиника не должна была предупредить родителей Кэмерон?
— Ты мог бы так подумать, но Калифорния не требует такого рода раскрытия информации, по крайней мере, пока. Мне интересно, что нам следует делать с этой информацией. Может быть, просто посидим над этим некоторое время, тем более что мы не исключаем Троя в качестве подозреваемого. Что произошло, когда ты проверил его на детекторе лжи?
— Никаких расхождений. Результаты Эмили были более интересными.
— Как так?
— Ты же знаешь, что в таких вещах можно ошибиться. Я стараюсь не воспринимать их слишком серьезно, если только мне больше не на что опереться.
— Правильно. — Что-то в его тоне вызывает во мне слабое чувство беспокойства. — Что случилось?
— Она ошиблась.
Прежде чем я успеваю ответить, радио в машине Уилла с визгом оживает, заставляя нас обоих вздрогнуть. Он поднимает трубку, нажимая на нее большим пальцем.
— Флуд на связи.
— Это Леон, шериф. Нам только что позвонили из Гуалалы. Очевидно, там объявили о пропаже девушки. Семнадцатилетняя Шеннан Руссо, последний раз ее видели второго июня.
— Июнь? Почему сообщили сейчас?
— Наверное, из-за других. — Помощник шерифа звучит неуверенно и к тому же молодо, возможно, ненамного старше, чем был Уилл, когда впервые начал работать под началом своего отца.
— Я уже еду, — говорит Уилл, а затем поворачивается ко мне лицом, обе брови изогнуты дугой к полям его шляпы в чистом недоумении.
— Черт, — говорю я за нас обоих, жалея, что нет способа нажать
— Может быть, так оно и есть. — Уилл, кажется, очень хочет мне поверить, хотя я почти ничего не сказала. — Я пошлю кого-нибудь вниз, чтобы поговорить с тамошним управлением шерифа. Или я мог бы пойти сам. Я довольно хорошо знаю Денни Расмуссена.
— Хочешь, чтобы я пошла с тобой? — предлагаю я автоматически.
— У тебя и так достаточно дел. Мы встретимся позже и сравним записи. — Он заводит двигатель, и я откидываюсь на спинку пассажирского сиденья, радуясь, что меня отпустили.
Эти последние несколько часов истощили меня больше, чем я хочу признать, разговаривая с Эмили, а затем с Греем, узнав о шрамах Кэмерон, о том, как сильно она пострадала от всего сразу. Слишком много для любого, не говоря уже о пятнадцатилетнем подростке.
Как будто он может прочитать мои мысли, Уилл говорит:
— Бедный ребенок. Ты можешь представить, что тебя изнасиловали и ты не помнишь этого?
— Нет, — говорю я.
Но я могу. Это происходит постоянно.
* * *
По пути в Гуалалу, в пятидесяти милях к югу, Уилл высаживает меня на парковке средней школы. Я вхожу в здание, мгновенно сталкиваясь с прошлым, подростком, которым я была здесь, кажется, всего минуту назад. Запахи полироли для пола и гормонов те же, обшарпанные ряды шкафчиков, стены из шлакоблоков и зеленоватые лампы дневного света. Но действительно ли он был таким маленьким?
Сейчас конец рабочего дня, и здание почти пусто. Я нахожу главный офис по мышечной памяти, где помощник администратора направляет меня в класс английского Стива Гонсалеса. Я замечаю, как он расставляет стулья по местам, и представляюсь.
— Кэмерон, — говорит он и тяжело садится, как будто я толкнула его. Просто то, как сурово он произнес ее имя, говорит мне, что он не будет представлять интереса для нашего расследования. Это говорит мне, как сильно он заботится о ней.
Сутулый, с мягкими глазами, Гонсалес носит широкие вельветовые брюки и дешевый коричневый блейзер, который он, вероятно, надевал через день в течение многих лет. В его густых черных волосах есть серебряные нити. Я думаю, он здесь уже давно и повидал всех типов детей.
— Расскажите мне о ее работе, — прошу я. — Что за студентка Кэмерон?
— Хорошо. Она была у меня всего месяц, но она сразу выделялась. Чувствительные читатели, у них есть определенный взгляд. Вы почти чувствуете их запах, что им нужны книги, чтобы чувствовать себя хорошо.
— Эмили Хейг говорит, что вы похвалили работу Кэмерон.
— Она написала несколько стихотворений и показала их мне. Они не были частью задания.
— Могу я их увидеть?
— Я вернул их ей, но хотел бы я сначала сделать копии. Может быть, они были бы как-то полезны.