Когда герцог вернется
Шрифт:
Выглянув в окно, Джемма увидела, что идет дождь.
Поездка под дождем.
Нет. Она не может уехать из Лондона, не поцеловав мужа еще раз.
Печально, но это правда.
За последние девять лет муж лишь дважды поцеловал ее, а она целовала его всего раз. Глупо молить мужа о поцелуях, однако она так ценила воспоминания о них.
Ну вот. Все решено. Она прикажет Бриджит подготовиться к короткому путешествию, а сама тем временем поедет к Элайдже на службу. Если его там нет, она подождет. А когда он наконец приедет,
Улыбка на ее губах была приправлена радостью, однако Джемма занервничала, взглянув на свое отражение в зеркале.
Когда все это произошло?
Когда…
Она отвернулась. Человеческое сердце непостижимо — так часто говорила ее мать.
Глава 25
Вдовий дом
3 марта 1784 года
По-прежнему лил дождь. Сидя перед окном, Исидора наблюдала за тем, как капли стекают по шипам вьющейся дикой розы, обвивающей ее окно. Она вполне проживет и не будучи герцогиней. Хотя, честно говоря, эта мысль была ей неприятна. Ведь уже много лет она считала себя герцогиней, хоть и называлась леди Дель Фино.
Но, в конце концов, кто такая герцогиня?
Это всего лишь титул. А Симеон — всего лишь единственный человек, к которому она позволила себе почувствовать желание. Между тем вокруг полно мужчин, которые так и ждут, когда она их найдет. Она может попросить поверенного распространить сообщение об аннулировании их брака, поехать в Лондон и начать флиртовать с каждым встречным.
Исидора чувствовала себя несчастной, как дождевые капли.
Когда пришла Люсиль, возбужденная последними событиями в опустевшем доме, Исидора оделась, не промолвив и нескольких слов. К чему ей соблазнять Симеона, как она задумала? Можно не сомневаться: более неудачного поступка для начала семейной жизни не придумаешь.
Исидора отказалась от изящного платья, которое предложила ей горничная, и указала на сине-черное, украшенное веточками черной смородины. Простое платье, скромное. В нем она ходила в церковь.
Когда Исидора вышла наконец из комнаты, Козуэй сидел за письменным столом в гостиной. Перед ним лежала кипа бумаг. Исидора почувствовала раздражение за то, что он так хорош, сдержан… и так не любит ее.
Впрочем, это не его вина.
— Надеюсь, ты простишь меня, но я бы хотел поесть вместе с тобой, — сказал Симеон. — Стражники мертвых уже должны были проникнуть в выгребную яму и начать очистку. Хонейдью попросил нас самих поухаживать за собой, потому что большая часть прислуги занята охраной серебра. Остальные стерегут дом.
— Боже! — воскликнула Исидора, усаживаясь за стол, прежде чем Симеон успел помочь ей. — Может, стоит заплатить тем, кто вынужден находиться в этом зловонии?
— Отличное предложение! — согласился Симеон.
Взяв булочку, Исидора очень аккуратно намазала ее маслом. Они же могут быть друзьями. И ей ни к чему пребывать в меланхолии. Все мужчины мира у ее ног.
— Какая у тебя работа на сегодня?
— Самые сложные письма я оставил напоследок, — ответил Козуэй.
— В каком смысле сложные? Ты не доверяешь содержащимся в них просьбам?
— Нет. Я послушался твоего совета и оплатил те счета, которые казались мне сомнительными.
Исидора отложила булочку и улыбнулась.
— Как это великодушно с твоей стороны, учитывая, что ты боишься оказаться обманутым, — проговорила она.
— Вовсе это не великодушие, — отозвался Симеон. — Честно говоря, я бы даже добротой это не назвал.
Не зная, что на это ответить, Исидора откусила булочку.
— Я хочу сохранить то, что принадлежит мне, — продолжал он.
«Я тоже была твоей», — с горечью подумала Исидора.
— В некоторых письмах содержатся намеки на другие нарушения, — сказал Симеон.
— Какого рода? — с интересом спросила Исидора.
Привстав, Симеон выбрал из кипы бумаг пожелтевший листок и протянул его Исидоре. Письмо было написано аккуратным наклонным почерком и до сих пор слегка благоухало розами. Письмо было коротким, но каждое его слово было проникнуто горечью.
Исидора подняла на него глаза.
— Я полагаю, это послание от любовницы твоего отца?
— От одной из них, — кивнул Козуэй.
— От одной? А сколько же их было всего?
— Таких писем всего четыре, — ответил Симеон. — Есть еще пять или шесть менее печальных.
— Пять или шесть?! Но это же…
— По меньшей мере десять женщин, — безучастно промолвил Симеон.
Исидора прикусила губу.
— Насколько я понимаю, это обычное дело, — проговорила она спустя мгновение. — Конечно, десять — это слишком много, но твой отец был человеком немолодым, и он…
— Все десять писем написаны в последние шесть лет его жизни, — добавил Симеон.
— М-да… — протянула Исидора, лихорадочно подбирая подходящие слова. — Думаю, он и в самом деле был очень привлекательным мужчиной.
Подбородок Симеона напрягся. Судя по всему, он не слишком высоко ценил привлекательность своего отца.
— Хорошо, что твоя мать об этом не знает, — заметила Исидора, пытаясь найти хоть какую-то положительную сторону в этой истории.
— Вообще-то знает.
— Откуда тебе это известно?
В ответ Симеон опять встал и вручил жене еще один листок. Это письмо уже не было столь же горьким: в нем содержалась грустная просьба к герцогу выполнить хотя бы некоторые из его обещаний — например, о небольшом домике и о пенсии. Внизу была приписка, сделанная паучьим почерком герцогини, которая велела выплатить автору письма четыреста фунтов.
— Четыреста фунтов? — переспросила Исидора. — Коттедж она по крайней мере получила.