Когда герои восстают
Шрифт:
Рокко жил в пяти минутах от Спакканаполи, главной магистрали Неаполя. Вилла бросалась в глаза, выделяясь на фоне более скромных зданий в пастельных и солнечных тонах на остальной части улицы.
Глупо для мафиози.
Та горделивая бессмысленность, которая за последние несколько десятилетий погубила ряды как нью-йоркской, так и итальянской Каморры.
Не говоря уже о том, что это не особенно безопасно. У большинства высокопоставленных членов группировки были хорошо защищенные,
Очевидно, Рокко считал, что это помогает ему казаться бесстрашным, живя в окружении массы людей. Это позволяло ему чувствовать себя еще более неприкасаемым.
Никто не был неприкасаемым.
И я скоро докажу ему это.
Он провел нас в обшитую деревянными панелями столовую, заполненную до отказа массивным, богато украшенным резьбой столом, за которым сидело двадцать человек. Все места, кроме двух, были заняты различными людьми из мафии. Его капо, все сосредоточились исключительно на мне, когда я вошел в комнату позади их капо всех капо. Это не Нью-Йорк. Несмотря на то, что большинство из этих людей зарабатывали серьезные деньги на своих махинациях для Каморры, многие из них носили старые свитера и запятнанные футболки. У тех, кто пытался произвести впечатление, в волосах на груди, на мохнатых костяшках пальцев и висячих мочках ушей красовались безвкусные золотые украшения. Если бы вы носили костюм за несколько тысяч долларов, как мы с Рокко в этом городе, вас, скорее всего, ограбили бы, даже если бы вы были капо.
Я узнал некоторых из них еще во времена правления Торе, но большинство были новыми лицами, их выражения были полны горечи.
А, значит, Рокко заменил тех, кто был предан старому королю, и рассказал новобранцам несколько историй обо мне в мое отсутствие.
Это будет труднее, чем я себе представлял.
Что еще хуже, дверь напротив нас распахнулась, когда я занял место, которое жестом указал мне Рокко, и в комнату вошла знакомая женщина.
Мирабелла Янни была местной красавицей. Не такой, какой была Козима, ее имя приобрело мифологический оттенок, потому что по какой-то необъяснимой причине дон Сальваторе запретил кому-либо прикасаться к ней. Но она была известна с самого начала полового созревания как первоклассный материал для жены. У нее была полная фигура, пышная грудь вздымалась над краем декольте, кожа была влажной от пота, вероятно, от работы на кухне для мужчин. Ее густые волосы завивались от влаги вокруг лица в форме сердца, а большие карие глаза с густыми ресницами были кристально чистыми, когда они смотрели на меня через всю комнату.
— Данте, — тихо выдохнула она, скорее выдох, чем слово.
Ее пальцы дрожали, когда она подняла их, сжимая маленький золотой крестик на горле. Мужчины вокруг нас посмеивались над ее реакцией, думая, что она романтичная девушка, ошеломленная тем, что вновь встретила потерянную любовь.
Я знал правду.
Она дрожала, потому что боялась меня.
И всегда боялась.
После недолгого колебания она двинулась вокруг стола, подавая эспрессо каждому из мужчин из подноса на столике. Получив заказ, она аккуратно балансировала подносом на одном бедре, срезая кожуру с лимона, чтобы мужчины могли натереть ею губы своих чашек, или предлагала маленькую бутылку Самбуки, добавляя в горьковатый напиток щепотку лакричного ликера. Она ловко управлялась со своим служением, с легкостью, которая говорила о пожизненном
Я слишком долго прожил в Америке, где женщины были свирепыми и властными, всегда лезли на рожон, хватали, царапались. Я научился находить красоту в их упорстве и напористости и забыл о нежной прелести женщин, которые жаждут меньшего.
— Мира. — я наклонил к ней голову, прежде чем вырвать ее из своих мыслей. — Дон Абруцци, господа, если у вас есть место, где Елена могла бы подождать, пока мы обсуждаем дела, позвольте нам продолжить.
— Нет, — решил Рокко со злобной ухмылкой. — Девушка остается.
— Это разговор для мужчин, — обратился я к их глубоко укоренившемуся женоненавистничеству. — Женщинам нельзя доверять.
Позади меня, стоящего с Фрэнки, Елена щелкала каблуками, когда переставляла вес, и я знал, что она изо всех сил старается оставаться кроткой. Не в ее характере быть такой, какой ее воспитывали мафиози. Елена была огнем, заключенным в твердый ледяной панцирь. Одно неверное слово и ее резкий язык мог разорвать мужчину на ленточки, одно неверное движение и ее пламя сжигало его дотла.
Я чувствовал, как ее жар поднимается у меня за спиной.
— Иди сюда, красотка, — ласково позвал ее Рокко, похлопывая по бедру, освобождая для нее место между столом и своими коленями. — Ты можешь сесть с Zio Рокко, а? (пер. с итал. «дядей»)
Гнев запылал в моей крови.
— Не проявляй неуважение к одному из моих людей, Рокко.
— Фрэнки не возражает, не так ли? — невинно спросил Рокко.
— Вообще-то возражаю, — небрежно ответил Фрэнки, но его слова были пропитаны ядом.
— Я оказываю вам гостеприимство, и будет справедливо, если вы ответите мне тем же, — настаивал Рокко тоном, не терпящим возражений. — Signora Amata, vieni. (пер. с итал. «госпожа возлюбленная, подойдите».)
Не колеблясь, Елена пошла.
Я смотрел, как она двигалась вокруг стола с присущей ей грацией, которую я никогда не видел у других женщин: плечи расправлены, подбородок высоко вздернут, ноги легко перекатываются на абсурдно высоких каблуках, которые она так любила. Она была королевой, идущей в объятия грязного монстра.
Ярость кипела и бурлила под кожей. Я был вулканом, и только годы практики железного контроля позволили мне удержаться на месте, когда Елена элегантно устроилась на толстом бедре Рокко.
Он удовлетворенно усмехнулся, откинувшись в кресле в ленивом триумфе.
— Вот как должны проходить все встречи, а, fratelli? (пер. с итал. «братья»)
Как по команде, его люди засмеялись.
Я изучал их, ища разницу между теми, кто думал, как он, и теми, кем управлял страх перед ним. Именно последних я собирался забрать к себе.
— Итак, дон Сальваторе, что привело тебя обратно домой? — спросил меня старый дон Пьетро Кавалли искаженным голосом. — Ты все испортил в Новом Свете? Я всегда говорил, что молодые не уважают традиции.
— Тогда тебе не понравится то, что я собираюсь предложить, дон Кавалли, — легко признался я, переводя взгляд на молодых мужчин за столом. — Потому что мой план довольно радикален.
— Радикален?— глаза Пауля Готти прорезали яростные морщины на его толстокожем лбу. — Думаю, нам не стоит удивляться. Вы с Торе всегда были радикалами.