Когда глаза привыкнут к темноте (Не смотри мне в глаза...)
Шрифт:
И, к радости Леры, однажды мать решилась. Первым женихом был швед, на три года моложе Ольги Андреевны.
После недолгой переписки она отправилась к нему погостить, оставив дочь на вечную наперсницу Марину. Пока мама обживала дом шведа в пригороде Стокгольма, две подруги, старшая и младшая, бросили обедать, питались фруктами и мороженым, смотрели фильмы ужасов, которые Ольга Андреевна терпеть не могла, и вообще всячески прожигали жизнь. Мать вернулась быстро – скуповатый и суховатый швед ей не приглянулся. Потом был знойный итальянец, шокировавший ее своим молодым темпераментом и обилием крикливых родственников.
– Все равно что за армянина выходить, –
Наконец появился Тод. Первоначально он не произвел хорошего впечатления – худой, лысый, непрерывно, по-американски, улыбающийся, он был так не похож на покойного мужа Ольги Андреевны, грузного, немногословного и неулыбчивого человека! Но в гости к нему она все же поехала и была покорена обаянием Тода, его мягким юмором и тихим нравом. Одно смущало новобрачную – новый муж страстно хотел детей.
– А в моем-то возрасте! – в ужасе приговаривала молодая жена.
Как выяснилось, ничего страшного. Тод имел в виду приемного ребенка. Первая жена второго мужа была алкоголичкой, много лет лечилась и срывалась, срывалась и лечилась, посещала клуб «Анонимных алкоголиков»… В общем, если б кто и доверил ей чадо, все равно у нее не хватило бы на ребенка ни сил, ни времени. Тод искренне обрадовался наличию взрослой дочки у невесты, но тут-то нашла коса на камень. Лера категорически отказалась ехать в Америку.
– Да объясни же, почему? – требовала мать. – Почему сотни людей мечтают уехать за границу, но у них нет возможности эту мечту осуществить!
– Мечтают уехать или дети, стремящиеся в Диснейленд, или пожилые люди, как в санаторий.
– Спасибо, дочь!
– Пожалуйста, мать. Куда, ну, куда я денусь в твоей Америке? Это ты будешь стряпать для Тода и ублажать его в загородном домике, а мне нужно будет выходить в свет, снова учиться, работать, общаться со сверстниками! То есть все начинать заново!
Сказать по совести, Ольга Андреевна могла бы, использовав весь ресурс материнского авторитета, поставить на своем. Но почему-то этого не сделала. Быть может, потому, что присутствие взрослой дочери не делало ее ни красивей ни моложе… Но ныло материнское сердце, и тогда вмешалась Марина. Верная подруга, любезная соседка, одинокая женщина, давно ставшая своей в семье Новицких.
– Оль, девочка отчасти права. Переехать к вам она всегда успеет. Пусть поживет на родине, узнает, на что годится. А я за ней присмотрю, слово тебе даю.
– Тебе легко говорить, – начала было Ольга Андреевна плаксиво, но осеклась и только рукой махнула.
Делать было нечего. Так что мама отбыла в Оклахому, пообещав Валерии помогать финансово. Она сдержала слово, но Лере неловко было каждый раз получать эти деньги.
Процесс усыновления в Америке не легок и не быстр. Пока суд да дело, Ольга Андреевна почувствовала себя непорожней… Тод ликовал, как мальчишка на американских горках (которые в Америке называют русскими), а будущая мать пришла в ужас. Ребенок в ее возрасте, с ее здоровьем?
Американская медицина совершила вполне ожидаемое чудо. Миссис Фрост почти весь срок беременности пролежала в больнице. В результате кесарева сечения на свет появился малютка Роберт – нормальный, здоровый ребенок.
– Зря ты все же не уехала к ним, – вздохнула Марина. Не в первый раз вздохнула. – Была б моя душа за тебя спокойна…
– Оставь, пожалуйста. Было бы мне десять лет, пусть пятнадцать – уехала б. А так… Что я там делать буду? Потом, если ты думаешь, что мамочке очень льстит присутствие взрослой дочери, то сильно ошибаешься. Сейчас она молодая мамаша с младенцем, а я бы картину портила.
– Не надо так о ней. Твоя мама…
– Да знаю я! Нет, я мать не осуждаю. – Продолжая прижимать к себе кошку, Лера прошлепала на кухню к холодильнику, достала яблоко, откусила крепкими зубами. – Мне и самой так удобнее. Квартира есть, работа есть, сама себе хозяйка… Опять же ты за мной присматриваешь. А теперь…
– Яблоко хоть бы помыла, хозяйка! Что – теперь?
– Теперь, Марин, мы заживем!
– Глупышка, что ты надумала?
– Увидишь, – подмигнула Лера и выбросила огрызок в идеально чистое мусорное ведро. Пока она отдыхала на больничной койке, Марина успела устроить генеральную уборку.
Первое, что сделала Лера, проснувшись утром, – включила телевизор. Разумеется, она знала о существовании канала НАТ, что расшифровывалось вроде как независимое авторское телевидение, или, может, как нахальный агрессивный треп. Программа «Обыкновенные истории» выходила каждый день утром и вечером, еще запускалась в повторе. Ее-то Лера и решила посмотреть за завтраком, и смотрела, испытывая смешанное чувство удовольствия и отвращения. Удовольствие – от чашки крепчайшего кофе со сливками, горячего круассана и ранних абрикосов. Отвращение – собственно, от просмотра передачи, не имеющей, естественно, ничего общего с Гончаровым. «Обыкновенные истории» оказались желтее гепатита – вот почему у них микрофон был такой язвительно-желтый! Русский классик, написавший одноименный роман, в гробу бы перевернулся, если бы только узнал… Язык сюжетов был вульгарен, их тон – развязен, видеоряд словно нарочно изображал людей в самом неприглядном виде, а уж темы! Секс, преступление, смерть – три кита, на которых держался проект, а три эпитета, которые можно было бы к этим «китам» применить, звучали так: извращенный, жестокое, мучительная.
Но сюжета о собственных бедах и несчастьях Валерия не нашла. Неудивительно. Как раз накануне ее выписки умерла известная, талантливая актриса. Она слегла давно, находилась на лечении в клинике, перенесла три операции и все же не смогла уцепиться за жизнь… «Обыкновенные истории» мусолили ее смерть с наслаждением. Уж не тот ли самый загадочный Мрак стоит за камерой сейчас, когда она бесстрастно демонстрирует лицо актрисы – прежде круглое, тороватое на улыбки, а теперь – осунувшееся, страшное, с черными провалами глаз. Поспелова лежит на каком-то катафалке, силится приподнять голову, рот искажен страданием. Сменяется кадр – молодая и здоровая Лариса в бело-голубом платье летит по цветущему лугу. Это кадр из какого-то фильма. И закадровый голос, преисполненный фальшивой скорби, вещает какие-то благоглупости:
«Судьба дала ей многое: красоту, ум, талант, удивительную работоспособность. Но она же и отняла все… Лариса Иннокентьевна Поспелова ушла из жизни во всем цвете своего дарования. Болезнь, которая…»
И так далее, и так далее. Обстоятельства смерти актрисы и тайны ее жизни обнажались перед зрителем с невыносимым почти цинизмом, в котором, однако, было что-то отвратительно-привлекательное. Содрогаясь от этого странного чувства, люди останавливаются посмотреть на пожар и на автокатастрофу, покупают кассеты с второсортными фильмами ужасов и переключаются в урочный час на НАТ. Лере представилось, как Мрак наводит свою нахально-всевидящую, а по сути, слепую камеру на умирающую Поспелову, и ее слегка затошнило. Чтобы не расстаться безвременно с кофе и круассаном, пришлось скорее выключить телевизор и взять в руки телефонную трубку.