Когда говорит море
Шрифт:
«Какой он красивый!» — ошеломленно думала я, не в силах оторвать взгляд. Красота его лица была совсем не такая, как у русалок. Она была грубовата, лишена утонченности и кукольного очарования, но в ней чувствовалась особая мужская сила и стать. Квадратная челюсть, широкий лоб, нос с едва заметной горбинкой — все черты были словно высечены из мрамора. Непослушные пряди то и дело спадали ему на глаза, и он нетерпеливо отбрасывал их рукой, чуть щурясь.
Завороженная, я наблюдала за каждым его движением, вбирая каждую мельчайшую черточку. Судя по мощному, крепкому сложению, он был привычен к тяжелой работе. На нем были лишь свободные
В его лице и фигуре не было ни капли изнеженности или кокетства, которые я часто видела в юношах-тритонах нашего города. Он излучал природную мужскую силу — нечто совершенно новое и неведомое для меня. Здесь на берегу он был хозяином и был в своей стихии. Я была зачарована.
Как долго я так пролежала, бережно укрытая среди скал и вглядываясь в малейшее движение этого существа, со смесью страха и восторга? Минуты показались мне часами сладкого мучения. Его глаза были устремлены куда-то вдаль; губы чуть шевелились, будто читая молитву или беззвучно напевая что-то. Должно быть, он и не подозревал, что его странная соблазнительная красота стала предметом интереса для увлеченной русалочьей души.
Иногда он вдруг хмурился, и тогда я замирала, затаив дыхание — вдруг он заметил мое присутствие? Но нет, его взгляд просто блуждал по горизонту. Тревожные складки разглаживались на его челе так же внезапно, как и появлялись. Словно в забытьи, он комкал пальцами песок, рассыпая его бусинки в воздухе, и те сверкали на солнце золотой пылью.
И вдруг все изменилось в одно мгновенье. Устав от неподвижности, он резко выпрямился, потянулся всем телом с довольным стоном. И только теперь, когда его лицо повернулось в мою сторону, я поняла, что все это время безмолвно изучала его, припав жадным взглядом к самой воде. Он заметил мое движение краем глаза — как я отпрянула в ужасе под воду, подняв тучу брызг.
Его глаза округлились, он замер на мгновение, уставившись в том направлении, где мелькнул мой хвост. А я съежилась, скрывшись под водой и не смея вынырнуть вновь. Сердце гулко колотилось в груди, меня бросало то в жар, то в холод от волнения и стыда. Что он мог обо мне подумать? Почему я так глупо выдала себя?
Вдруг он вскочил на ноги, встряхнув песок со штанин. Я не видела его лица, скрытого от меня набежавшей волной, но он двинулся вперед, к самой воде. Мои губы застыли в беззвучном крике ужаса.
Лихорадочно работая хвостом, я бросилась прочь, стремясь поскорее уплыть в спасительную глубину. Волны продолжали накатывать на берег с монотонным шумом. Мне слышался сзади неровный топот ног. Он бежал за мной по мелководью, звал меня, силился разглядеть? Или я все это выдумала в панике? Я не решилась обернуться и проверить. Лишь жалась к самому дну, до боли сжимая руками виски и ожесточенно работая хвостом.
В волнах я стремглав умчалась обратно в свой родной мир, бежала отчаянно и безумно, пока наконец не скрылась за надежным валуном в водорослевой чаще. Лишь здесь, судорожно хватая ртом воду, я осмелилась обернуться. На берегу больше не было никого. Разве что далеко в ночи мерцала крошечная золотая искра — вероятно, свет окошка чьего-то домика. Но человека, заставившего забиться мое сердце диким страхом и восторгом одновременно, и след простыл.
Забившись в дальний
Передо мной то и дело всплывал его образ. Я видела его как наяву — высокий, статный, с загорелыми мускулистыми плечами и копной непокорных темных волос. Человек, и в то же время воплощение мужской силы и привлекательности, от одного присутствия которого у меня замирало дыхание и подкашивался хвост.
То, как бесстрашно он повернул голову, заметив мое движение в воде, до сих пор пугало меня. На миг мы встретились взглядами, и от этой его хмурой решимости во мне вспыхнул первобытный страх добычи перед хищником. Что если бы он меня поймал? Сковал бы цепями и запер в темном каменном ящике, как однажды проделали это люди с моей подругой Каллиопой? Она так и не вернулась в наш город, сгинув на побережье…
От одной этой мысли по моему хребту пробежала дрожь, и я ощутила вдоль чешуек судорогу. Нет, мое неосторожное любопытство к людям могло обернуться моей же гибелью. Конечно, сирены сильнее в воде и могущественнее их по части магии. Но за веками, прожитыми в укрытии от опасностей, мы разучились защищаться.
Прижавшись к шершавой скале, я попыталась отогнать прочь навязчивый образ того смельчака на берегу. Какой же глупостью было с моей стороны столь неосмотрительно показаться перед ним? Ведь я, как дитя, увлеклась наблюдениями, позабыв об осторожности. Даже несмотря на предчувствие опасности, я просто не могла оторвать глаз от его волнующего облика. Почему я так странно себя повела?
Мысленно я вновь возвращалась к тому мгновению. Воспоминания о том, как он сидел на песке, с такой страстью изучая горизонт, наполняли меня почти болезненным трепетом. Он казался чужаком в этом мире, таким же изгнанником, как и я — ведь мы оба так рвались к иным берегам, в чужие миры. Пока он вглядывался в линию горизонта, я пожирала взором его самого, не в силах насытиться открывшейся передо мной красотой. Это что, какая-то особенная людская магия?
Я помнила, как он медленно, словно во сне, перебирал песчинки, и те золотой пылью стекали между его пальцев. А его глаза в это время были устремлены куда-то вдаль. Какие же думы тревожили тогда его разум? Те же ли метания между зовом дали и оковами привычного окружения? Или же нечто совсем иное?..
При воспоминании о том, как он резко выпрямился и повернул ко мне свое красивое, суровое лицо, все внутри меня сжималось от ужаса. Губы невольно расползлись в немой гримасе боли. Я не помнила, как умудрилась бежать прочь, спасаясь от преследователя. Лишь бросилась наутек, ослепленная паникой, пока не оказалась в безопасности.
И все же… все же я помнила его глаза. Глаза, в которых застыло сперва удивление, а после — почти детское разочарование, когда он наконец понял, что я просто исчезла в пучине волн. Те глаза преследовали меня в воспоминаниях с манящей силой магнита.
Я помнила его жесты, его напряженную позу в тот миг — широко расставленные ноги, крепкие мышцы торса, сведенные к переносице брови. Ему не терпелось что-то разглядеть, приблизиться и рассмотреть получше. Что если бы я тогда не поддалась страху и не ускользнула прочь? Что если бы позволила ему подойти ко мне ближе? И посмотреть на то, какая я?