Когда Хранитель слеп
Шрифт:
– Зачем ты называешь меня моим старым именем? Ты же знаешь: Луны больше нет. У меня теперь другое тело, тело Фалькона.
– Я хочу, чтобы ты помнил, что у тебя есть маленькая, но страшная тайна. Я же бездушное чудовище – такой ты меня считаешь? Разве я могу отказать себе в удовольствии причинить кому-то боль? – язвительно улыбнулась высокая металлогласная женщина. – И у меня, представь себе, получается! Упоминание твоего прежнего имени заставляет тебя кривиться от отвращения к себе. Память по-прежнему зовет тебя, где бы ты ее ни схоронил. Я слышу, как ты по ночам стонешь, крики Соула мучают тебя в кошмарных снах. Многие алькоры, малодушно присягнувшие мне, не могут обмануть подсознания, оно пробивается наружу, оно вопиет им: «Вы – ничтожества! Вы – отступники!», и оттого они еще больше мечутся и буйствуют, не находя покоя и удовлетворения.
– Хватит! – прервал ее Фалькон с гримасой муки на лице. – Зачем ты меня позвала?
– Из тебя получился прекрасный калу. Сильный, стойкий, коварный, обворожительный. Разве я не могу насладиться плодами своего могущества? – Элерана приблизилась к Фалькону вплотную и протянула свою худую кисть с голубоватой кожей и длинными пальцами к его щеке.
– Не прикасайся ко мне! – Фалькон резко отстранился, с омерзением отбрасывая ее руку.
Оскорбленная Хартс скривила фиолетовые губы и тут же вытащила из-под мантии голубой шар, размером с ладонь. Пронзив юношу взглядом разгневанного учителя, решившего наказать неблагодарного ученика, она провела своим острым коготком по шару. Послышался режущий ухо скрежет. А Фэл, прижав ладони к ушам, согнулся от боли и упал на колени.
В полнейшей тишине на каменном полу комнаты Веденья корчилось и билось в судорогах его тело. Вихрь стонов, вырываясь из глубин его подсознания, наполнял его искусственно очищенную память, вселяя ужас, смятение и отчаянье. Голоса всех страждущих Дрэймора он слышал внутри себя. Боль всех живых раздирала его кровоточащее сердце и вспышками молний пульсировала в висках. Это была ожившая объединенная память народа о первом пришествии тьмы, превратившей Гринтайл в Дрэймор. И именно эта всеобщая память не давала ему покоя… Чувство вины терзало его, хотя он не помнил, в чем его преступление… О, как это невыносимо больно!..
– Встань, – приказал ему властный голос Хартс, и в то же мгновение все стихло.
Полностью овладев собой, Фалькон поднял голову и горько усмехнулся.
– Я не понимаю, как в твоем гнилом сердце может жить любовь, хотя я сам никогда не испытывал ничего подобного.
– Вот именно, тебе не дано это понять. Запомни, раз и навсегда: ты всего лишь исполняешь мою волю, ты – мой слуга, – Элерана выделила последнее слово, – и никаких собственных мнений ни по какому вопросу у тебя быть не должно. – Хартс взглянула в зеркальную гладь круглого бассейна, располагавшегося в центре комнаты Веденья. – А теперь подойди сюда и посмотри на это.
Голубые воды бассейна зарябили, меняя цвет, и на нем отобразились три девушки, спускающиеся по пологому склону горы вниз, прямо к перекрестку дорог.
– Сейчас они подходят к дорожной развилке. Быстро же они продвигаются… не ко времени. Скорее всего, они пойдут по направлению к Храму. Но без Грея им здесь делать нечего. Грей пока на пути к Долине Отчаяния. Твоя задача их задержать. Отвлеки их чем-нибудь, но так, чтобы они ничего не заподозрили. Кроме того, они вряд ли сумеют перебраться через ров, окружающий храм. Возможно, нам придется им помочь преодолеть его, но я не хочу, чтобы этот путь был для них слишком прост. Мне важно проверить их, испытать на прочность, я должна быть уверена, что они справятся, да и дополнительная закалка им не помешает. А еще… мне нужна любовь. Настоящее сильное чувство, настолько сильное, что сломит любые преграды, стоящие на пути. А иначе им не победить Аграах. Ты подходишь для этого, Фалькон. Как тебе эта наивная ведьмочка? – В зеркале воды отразилась черноволосая девушка с нежным белокожим лицом и точеным носиком. – Ты посмотри, какие глазищи! – сказала Хартс с такой интонацией, что было непонятно: восхищается она или глумится. – Настоящие окна души – чистые и доверчивые! Такие, как она, очертя голову кидаются на помощь! Ах, какое мягкое сияние лица, какое только в юности бывает… – хриплым басом проговорила она, и в голосе ее прозвучала тоска. – А девчонка-то с характером! – тут же
Так, так! Это как раз то, что нам нужно! По-моему, она влюбится в тебя. А любить она умеет, причем гораздо лучше, чем колдовать, – плавным движением своей руки Хартс как бы задвинула лицо девушки в глубину картинки, фигура ее быстро уменьшилась и заняла свое место среди подруг, шагающих по песчаной дороге среди редких кустарников и одиноких зонтообразных пальм. – Путь до замка не должен казаться им слишком простым, – еще раз повторила она. – Пусть эти глупые девчонки как можно дольше думают, что они сильнее нас. Все должно выглядеть так, будто происходит само собой, помни это.
3
Огромные черные двери с красными потеками распахнулись, словно от сильного порыва ветра. Фалькон в развивающемся плаще вошел в залу, легко неся на плече бесчувственное тело эльфини. Летучая мышь, залетев следом, метнулась в темный угол. Он слегка наклонился, и его ноша соскользнула на каменный пол. Красивое лицо чернобрового юноши было абсолютно бесстрастно.
– Фарох, забери, – приказал он.
Тотчас откуда-то из темноты, вдоль горящих свечей двинулась длинная тень. Горбатый и кривоногий коротышка, походивший на тролля, схватил Флер за руки и поволок куда-то.
Когда эльфиня очнулась, первое чувство, которое она испытала, – была радость, что она не стала пищей напавшего на нее ягуара. Она внимательно осмотрела свои руки и ноги – отделалась лишь парой синяков и царапин. И лежит не в логове хищного зверя, а в доме какого-то электа. Она огляделась: мрачновато, пожалуй, но вполне изысканно. Кровать, на которой она лежала, была укрыта черным покрывалом с красным узором. И стены вокруг были бархатно-черные, а на их фоне зловеще пылали огненно-красные вензеля. Девушка выглянула в окно: сквозь глубокий сумрак даже улица не проглядывалась. Флер открыла дверь, чтобы выйти, и от неожиданности замерла в дверях, глаза ее испуганно округлились. Молодой мужчина загадочно улыбнулся и шагнул вперед – прямо на нее – так, что девушке пришлось невольно отступить.
– Меня зовут Фалькон. Для тебя – просто Фэл. Знаешь, почему ты здесь? – он смотрел на эльфиню, не мигая и не отводя взгляда, как будто мог читать ее мысли. – Только здесь твои тайные мечты станут реальностью, – сказал он так, как будто Флер всю жизнь только этого и ждала. – Здесь ты получишь все, что ты заслуживаешь! Силу. Власть. Роскошь. Уважение. Тебе ведь всегда этого не хватало.
Она понятия не имела, о чем он говорит, но не сочла нужным возражать. Хотя от электа не исходило никакой прямой опасности, и ничего пугающего не было в его облике, Флер как-то сразу заробела перед ним. К тому же этот тип смотрел на нее… как-то непонятно – с насмешкой, что ли? То, что она для него – ничего особенного, это она тоже поняла – не дура же. И еще Флер подумала вот о чем: хоть он и красавчик, а это сразу бросается в глаза, – она ни за что не увлеклась бы им! Непонятный он какой-то… Нет, никогда бы она не влюбилась в такого, кого тянет посмеяться над ней. Ей нужен такой… чтоб был ее верным рыцарем, чтобы преклонялся перед ней как перед королевой, спасал ее от врагов, совершал ради нее разные подвиги... Ну, чтоб прихоти ее исполнял, капризы… Сама Флер терпеть не может, когда кто-то пытается быть выше ее. Как же эта Моран достала ее своими приказами, тоже мне воевода с мечом! А Майя – она, конечно, добрая, но и ей временами хочется сказать: «Заткнись, а? Надоело!». Только они одни – умные, только они все знают! Но, несмотря на постоянное желание дать отпор всем умникам, Флер по опыту прежней жизни ясно понимала, что проклятая неуверенность мешает ей и здесь: противостоять Фалькону ей далеко не по силам, и она с готовностью, без всякого сопротивления признала его власть и авторитет.
– Тебе всегда хотелось быть лучшей, правда? Лучше тех, кто обогнал тебя в школе лекарей. Лучше Моран, которая стала знаменитой оттого, что не раз спасала вашу деревню от нашествия морраков из Дрэймора, в то время как ты, не надеясь на свои силы, сидела в собственном погребе и дрожала от страха. Никто тебя не ценил, о тебе не знали, тебя не уважали. Твоя скромность тебе мешает. Ты просто не выставляешь своих заслуг напоказ, как это делают другие. Хочешь, все изменится?
4