Когда любовь была «санкюлотом»

Бретон Ги

Вот что писал о них Филипп Друль, один из членов Конвента: «Когда голова приговоренного падает под мечом закона, только злое и аморальное существо может этому радоваться. К чести людей моего пола скажу, что если и встречал это чувство, то только в женщинах; они вообще более жадны до кровавых зрелищ, чем мужчины; они, не дрожа, смотрят, как падает нож гильотины, этот современный меч, одно описание которого исторгло вопль ужаса у Учредительного собрания, которое не захотело даже дослушать его до конца: но там заседали мужчины; женщины в сто раз более жестоки».

Дальше он пишет:

«Отмечают, что именно женщины в народных движениях способны на самые ужасные деяния: месть, эта страсть

слабых душ, мила их сердцу; когда они могут творить зло безнаказанно, то с радостью хватаются за возможность избавиться от собственной слабости, ставящей их в зависимость от судьбы. Это, конечно, не карается женщин, в которых образование или природная мудрость сохранили достойные нравственные принципы, делающие их необыкновенно привлекательными. Я говорю о тех, кому незнакомы женские добродетели, их видишь в основном в больших городах, в этой клоаке, где собраны все пороки» [27] .

27

Парламентские архивы с 1787 по 1860 год.

Филипп Друль был прав. Женщины, которые вопили, требуя смерти, прикалывали на чепцы кокарды, били монахинь, таскали по улицам пушки или распевали неприличные куплеты, вряд ли были достойными особами [28] .

Как правило, это были девицы из Пале-Рояля, где они занимались проституцией.

Эти гарпии, которые станут в один прекрасный день «вязальщицами», лишились работы с тех пор, как закон ограничил проституцию; теперь они требовали от политики тех средств, которые не могли заработать удовольствиями.

28

Добрые республиканки, которым было позволено присутствовать на национальных праздниках, сидя на специально отведенных местах с мужьями и детьми и занимаясь вязанием.

Некоторым было поручено раздарить деньги французским гвардейцам, чтобы те братались с народом. Другие, более красивые, расплачивались с солдатами своим телом… По всему Парижу бывшие проститутки с заткнутыми за пояс пистолетами «работали» во имя нации.

Однажды июньским вечером возле Руля группа этих горячих патриоток встретилась с подразделением кавалеристов.

— Остановитесь, — приказала самая громогласная из женщин, — и кричите: «Смерть королю!»

Эти солдаты не присоединились к резолюции и хотели продолжить путь. Тогда женщины окружили лошадей и, задрав юбки, «обнажили свои самые интимные прелести».

Военные призадумались.

— Все это для вас, граждане, если вы крикнете вместе с нами: «Смерть королю!»

На этот раз всадники остановились и более внимательно посмотрели на то, что им предлагали.

«Их вид, — свидетельствует очевидец, — был крайне смущенным…»

Увидев, что они засомневались, маленькая семнадцатилетняя блондинка исполнила на краю дороги неприличный танец, способный зажечь не только солдат, но и их лошадей…

«Она вытащила грудь, — пишет мемуарист того времени, — взяв ее обеими руками, виляя задом, как утка. Ее товарки подняли ей юбки, обнажив красивейшее в мире тело перед глазами возбудившихся военных».

— Если хотите попробовать это яблочко, — сказали женщины, — кричите: «Смерть королю!»

Солдаты посмотрели на своего командира. У него просто глаза лезли на лоб, так напряженно он пытался сообразить, есть ли у него веские причины оставаться роялистом. Зрелище, открывавшееся его глазам, мешало ему найти такие причины. Остатки достоинства не позволяли ему окончательно сдаться. Тогда маленькая развратница начала делать совершенно неприличные жесты… Это оказало немедленное действие: командирское лицо стало пурпурно-лиловым от волнения. Голосом, сдавленным от желания, он крикнул:

— Смерть королю!

Потом он спрыгнул с лошади и кинулся на блондинку, которая в ближайшей канаве воздала ему должное. Немедленно все кавалеристы выстроились у канавы в очередь. Каждый отдал дань прелестям молодой женщины с обнаженной грудью, издав боевой клич.

Они уже были готовы снова сесть в седло, когда одна из «воительниц», возбужденная увиденным, задержала их.

— Если вы не хотите, чтобы вас объявили врагами народа и революции, докажите каждой из нас ваши добрые намерения…

И кавалеристы вынуждены были удовлетворить каждую из этих «добрых гражданок». Далось им это не без труда. Большинству из них пришлось после четырех попыток отдыхать под плоские шуточки присутствующих.

— Вот это патриоты, — кричали очаровательные дамы.

В конце концов все получили свою долю наслаждения, а восхищенные военные назначили некоторым девицам свидание… Так целая воинская часть перешла на сторону революции…

* * *

Все эти агитаторши мечтали, естественно, только о ранах и шишках. Вот отрывок из «Молитвы к Беллоне» [29] , которую они читали хором наизусть:

29

Беллона — из римской мифологии богиня войны. Изображалась с мечом или бичом, часто в центре битвы, на колеснице

«…И мы тоже умеем сражаться и побеждать. Мы умеем обращаться с оружием, а не только с иглой и веретеном. О, Беллона, спутница Марса! Разве не должны все женщины, следуя твоему примеру, идти рука об руку с мужчинами и быть равными сильному полу? Будь спокойна, богиня силы. За француженок тебе краснеть не придется…»

Эти «красные амазонки» заставляли трепетать даже депутатов. Послушаем графа де Воблана.

«Приходя в Собрание, я обязательно встречал какую-нибудь женщину с перекошенным от патриотического пыла лицом, наводившим ужас на окружающих. Эта фурия называла меня по имени, шипя, что скоро она увидит, как моя голова покатится с плеч, а она напьется моей крови» [30] .

30

Граф де Воблан. Воспоминания.

Прелестное создание!..

В этом вопящем стаде «патриоток»-психопаток было несколько женщин, оставивших след в истории.

Самой знаменитой стала Теруань де Мерикур. Она была не только патриоткой, но еще и истеричкой…

Именно эта черта характера и позволила ей сделать имя.

* * *

Эту пылкую особу, которая родилась в Люксембурге, в маленькой деревушке под названием Маркур, звали Анн-Жозефа де Теруань [31] .

Прежде чем вступить на политическую стезю Франции, эта будущая амазонка вела бурную и довольно комфортабельную жизнь содержанки.

31

Именно революционеры, упраздняя дворянское сословие, решили почему-то «облагородить» Анн-Жозефу, добавив к ее фамилии искаженное название деревни, в которой она родилась.