Когда любовь была «санкюлотом»
Шрифт:
Его сарказм не слишком задел герцога Шартрского, привыкшего к насмешкам. Он продолжал строить, отвечая на любую критику с таким юмором, что в конце концов склонил всех насмешников на свою сторону.
Однажды, когда ему сказали:
— Вы никогда не сможете завершить такое дорогое строительство. Он ответил:
— Не беспокойтесь. У меня полно материала — каждый норовит бросить в меня камень…
В июне 1782 года галереи Пале-Рояля были открыты для публики, которая валом повалила туда.
Филипп, собравший в галереях все виды развлечений, быстро превратил их в «центр всех пороков». Сотни проституток нашли здесь приют. Никто тогда не может даже представить себе, что
Таким образом у Филиппа под рукой были прелестные девицы, с которыми он мог проводить безумные ночи, как только его жена и госпожа де Жанлис отправлялись спать…
Рано утром он возвращался к Стефани, которая по-прежнему оказывала на него сильное влияние. Однажды он назначил ее воспитательницей своих детей. Как только это стало известно, весь Париж просто со смеху докатывался, а остряки даже пустили слух, поскольку все теперь было возможно, что огромный герцог де Люинь будет, возможно, назначен кормилицей дофина…
Веселые песенки распевали на всех углах. Вот пример такого творчества:
Она в семье живет большой
И вертит всем и вся.
Пред гувернанткою такой снимаю шляпу я.
Исполнить всякий ее каприз спешит глава семьи,
Детишки, смирно, глазки вниз, ей вторят со скамьи.
Она и лекарь, и больной — актриса хоть куда!
Она вам тоже кое-что покажет, господа.
С ее талантами легко, не потеряв лица,
Учить детей одной рукой, другой — ласкать отца!
Так благонравна и скромна, хороший знает тон,
Но это видимость одна,
И место ей — притон!
Это было не очень любезно и очень обидно. Госпожа де Жанлис ответила своим обидчикам презрением и продолжила образовывать Филиппа согласно «философским доктринам». Она мечтала сделать из него народного героя. А для этого все средства были хороши. В 1784 году, восемь месяцев спустя после первого полета монгольфьера, она усадила своего любовника в корзину шара братьев Робер.
— Я собираюсь в Орлеан, — просто сказал герцог [14] толпе, пришедшей в парк Сен-Клу, чтобы проводить шар.
Увы, все пошло не так. Филипп, выбросивший весь балласт сразу, мгновенно оказался на высоте 3000 метров и вынужден был проколоть оболочку «Каролины», чтобы спуститься.
Падение было головокружительным, приземление ужасным, а испуг свидетелей неописуемым.
И приземлился герцог не в Орлеане, а в парке Медона — весь Версаль хохотал.
Уязвленный Филипп поклялся, что на этот раз докажет двору, что с ним следует считаться…
14
Филипп получил право на этот титул после смерти своего отца, последовавшей в 1785 году.
И возможность вскоре представится ему.
Пока парламент глухо сопротивлялся королевской власти, Людовик XVI собрал 19 ноября 1787 года парламентариев в главном зале Дворца правосудия, чтобы заставить их издать указ, позволяющий выпустить 420-миллионный заем.
Герцог Орлеанский накачавшийся вином, «чтобы оно зажгло его кровь и придало ему храбрости и дерзости, которых он был лишен от рождения», сел недалеко от короля. Когда некоторые друзья Филиппа спросили, будет ли эдикт поставлен на голосование, Ламуаньон ответил:
— Если бы король был обязан подчиняться воле большинства, именно оно диктовало бы законы, а не монарх, а это не согласуется с конституцией нашего правительства, это монархия, а не аристократия [15] .
Сторонники Филиппа запротестовали и потребовали голосования. Вместо ответа король встал и сказал:
— Я приказываю, чтобы этот эдикт был внесен в реестр моего парламента и исполнялся по всей форме и содержанию.
Не успел король сесть, как со своего места поднялся герцог Орлеанский. Все мгновенно затихли.
15
По этому поводу биограф Филиппа пишет: «Именно тогда было впервые произнесено слово, из-за которого пролилось столько слез и крови. Смысл, который в него вложили, является мрачным и странным примером наивности народов. „Аристократами“ всегда называли, ненавидя их за это, людей, наименее достойных этого звания.
Голова его была начинена идеями госпожи де Жанлис, свою роль сыграло и вино. Филипп дерзко взглянул на короля и закричал:
— Это незаконно!
Никто еще никогда не смел публично критиковать короля Франции. Монарх был поражен. Он пролепетал:
— Это законно, потому что я так хочу!
Если бы он произнес это уверенно, то был бы достоин славы Людовика XIV; его неловкость стала ошибкой.
Взволнованный Людовик XVI закрыл заседание и вернулся в Версаль, а Филиппа в этот момент восторженно приветствовали парламентарии. Его выступление открыло дорогу революции.
Госпожа де Жанлис ликовала…
На следующее утро Филипп получил от короля приказ о немедленном изгнании.
Прочитав, что ему надлежит отправиться в Вилле-Котрэ, он пришел в неистовую ярость и произнес в адрес королевы, которую ненавидел, несколько бранных слов. Потом он начал пинать ногами буфет, распевая во все горло вульгарную песенку, в которой поносилась проклятая австриячка. Вот три куплета из нее (их пели на мотив «Мальбрука») [16] :
А вот Мари-Антуанетт, ее распутней в мире нет.
16
Пародия, из которой мы цитируем самые приличные куплеты, облетела весь Париж в 1787 году. Как большинство памфлетов, вправленных против несчастной королевы, она была сочинена в Пале-Роял.
Продажные девицы — пред нею голубицы.
Чтоб утолить любви экстаз,
Троих мужчин зовет зараз.
А что же делают они?
Здесь нет большой загадки:
Под одеялом короля
Играют вместе в прятки.
А коли нет мужчин вокруг,
И Полиньяк не с ней,
Она займет своих подруг