Когда любовь была «санкюлотом»
Шрифт:
Народ, ждавший только сигнала, чтобы выразить свою волю, подхватил призывы к смерти.
В этот момент два солдата привели к Фельянам человека в форме национального гвардейца.
— Кто это? — спросил один из членов клуба.
— Сюло!
Теруань смертельно побледнела. Сюло был главным редактором контрреволюционной газеты «Деяния апостолов». Он не единожды ополчался против молодой женщины, вспоминая ее прошлое куртизанки, ее любовников и неутомимый темперамент. Он даже сочинил о ней и Базире стихи весьма язвительного содержания:
Покорила
Сердце бравого Базира.
Он и сам теперь во власти
Нестерпимого огня.
Кто же в этой парочке
Пострадает больше —
Петушок иль курочка?
Угадай, дружок!
Уязвленная Теруань не простила журналисту этого куплета.
— Мы заставим тебя проглотить твою злобную клевету, грязная тварь! — закричала она.
Парижане не знали Сюло. Они бросали на него косые взгляды, но ничего не говорили.
— Предатели должны быть уничтожены! — добавила Мерикур. — Смерть им! Смерть!..
Толпа, оценив забавный спектакль, сжала кольцо вокруг Сюло, которого по-прежнему охраняли солдаты.
— Я требую головы этого пленника! — вопила Теруань.
— Да, нам нужна его голова! — подхватили несколько женщин, которым хотелось развлечься.
Вмешался комиссар секции, и Сюло посадили в келью, превращенную в тюремную камеру.
— Граждане! — воскликнул он. — Если дело демократии должно победить, пусть это произойдет спокойно и законно. Мы просим вас уйти. Если этого человека признают виновным, закон поступит с ним по всей строгости!
Теруань взорвалась:
— Гражданки, поддержите меня. Убьем этого негодяя и всех пленников! Смерть им!
Возбужденная толпа завопила, смяла солдат, ворвалась в помещение, угрожая членам Клуба фельянов и требуя выдать пленников.
Председатель Бонжур испугался и выдал охраняемых им роялистов.
— Пусть выходят! Пусть немедленно выходят! — орала в истерике Теруань.
Первым вышел во двор аббат Буйон, королевский памфлетист. Теруань кинулась на него.
— Смерть негодяю!
Толпа обрушилась на несчастного, опрокинула его и с невероятной легкостью отрубила ему голову. Мадемуазель де Мерикур, с выпученными глазами, открытым ртом и заострившимися чертами лица, выказала полное и абсолютное удовлетворение ужасным зрелищем…
Второй пленник разделил судьбу аббата Буйона, а Теруань уже требовала выдачи Сюло.
Когда журналист вышел из дверей, молодая женщина бросилась на него и, страшно оскорбляя, попыталась перерезать ему горло. Когда ей это не удалось, она потребовала помощи:
— Убейте его!
Какой-то услужливый человек с саблей немедленно обезглавил Сюло.
Толпа, возбужденная кровью и видом отрубленной голов, которые несколько шустрых мятежников уж садили на пики, ринулась на пленников, выпущенных комитетом.
Побоище было поистине ужасно.
Убийства длились все утро. Зеваки и любопытствующие обыватели, собравшиеся вокруг монастыря фельянов, чтобы просто поглазеть на пленников, претворялись в убийц, потому что неудовлетворенная женщина призвала их к убийствам, заразив своей истерией.
Поль Лекур пишет: «Может быть, если бы 9 августа в постели Мернкур оказался достойный любовник, 10 августа не стало бы кровавым пятном на нашей истории…»
Может быть, может быть…
В семь часов утра королю сообщили об этой бойне Он был совершенно подавлен. К полудню, видя, что дворец окружен, Людовик попытался подбодрить своих защитников, выйдя к ним. Но рок преследовал короля: в спешке он надел парик задом наперед, и национальные гвардейцы, увидев его, покатились со смеху.
Уставший, растерянный, с опухшими глазами, несчастный монарх не внушал ни малейшего уважения. Над ним издевались, его ошикали, и он был вынужден быстро вернуться в Тюильри, а вслед ему неслись гневные проклятья и оскорбления.
— Долой жирную свинью! — кричали гвардейцы.
Даже поверхностному обозревателю положение монархии не показалось бы слишком надежным…
Вечером, опасаясь штурма дворца, король укрылся в Собрании. Депутаты приняли его очень вежливо, но они не могли совещаться в его присутствии, и королевскую семью закрыли в ложе Логографа.
Когда через восемнадцать часов он вышел оттуда, то уже не обладал никакой властью…
В четыре утра 11 августа королевскую семью препроводили сначала к фельянам, где все начиналось, потом в башню Тампля…
Не подозревая о подобной реакции парижан, Ферзен в этот день записал в своем дневнике: «Новости из Парижа обнадеживают…»
Он был совершенно раздавлен, узнав три дня спустя, что монархи вынуждены были укрыться среди депутатов и что толпа требует их смерти. Он писал:
«13-е, понедельник. Ужасные новости из Парижа. В четверг дворец был осажден, король и королева укрылись в Собрании: в час дня еще шло побоище во дворце и на площадях. Кровь течет ручьем, много убитых и повешенных, дворец взят штурмом, в него стреляли из восьми пушек… Дым такой густой, что, казалось, весь дворец в огне. Боже мой, какой ужас!»
15-го он записал в дневнике, в совершенной растерянности: «Новости из Парижа: король с семьей во дворце в Ноайе, их держат под стражей, они ни с кем не могут встретиться».
И, наконец, 17-го он пишет, полностью подавленный:
«Новости из Парижа: король с семьей заключены в башню Тампля».
Таков был результат неловкого и неумелого вмешательства возлюбленного королевы… Несчастная женщина заплатит жизнью за ошибки, совершенные человеком, которым двигала любовь, но не разум.