Когда любовь соперница у смерти
Шрифт:
– И этот! – показал я ему на брошенный автомат.
Его хозяин с отвращением посмотрел на своего напарника, считая его трусом и предателем. А ведь он и сам был не в лучшем положении. И мог бы сейчас сам взять в руки оружие, чтобы повернуть его против меня. Но у него был оправдательный мотив – ранение. Поэтому он мог смотреть на такого же труса с презрением, снизу вверх, но с высоты, на которую подняла его гордость униженного инвалида. Он сам себя унизил, потому что рана его была пустяковой и, в сущности, по своему положению он мало отличался от здорового. Потому что уже
Но был еще и третий охранник. Он приближался к нам со стороны бани. Двигался быстрым и мягко-пружинистым шагом. И его автомат, прикладом приставленный к плечу по всему правилам стрелковой науки, казался мне грозным оружием. Он целил мне в голову, и только расстояние мешало ему выстрелить наверняка. Но шаг за шагом он все ближе и ближе, и автомат в его руках, зафиксированный на линии прицеливания, практически не менял своего положения по горизонтали. Этот парень был похож на современный танк с синхронизированным орудием, которому не страшен пересеченный рельеф местности. Танк мог клюнуть носом, но пушка так и останется наведенной на цель… Но против любого танка есть своя сорокапятка. В данном случае хорош был обыкновенный «АКМ».
Нелегко стрелять из автомата с одной руки, здесь нужен опыт и сноровка. Но в армии на полигоне я всегда показывал отличный результат, да и на занятиях в милицейском тире не валял ваньку. Не хочу хвастаться, но интуитивная стрельба из «ПМ» была моим коньком. А чем отличается автомат от пистолета? Ну, первый потяжелей, чем второй, и балансировка другая, но принцип стрельбы одинаков – наводи ствол на цель и жми на спусковой крючок. Тем более что автомат может стрелять длинной очередью, хотя лучше воспользоваться короткой, потому что после первых двух-трех выстрелов ствол значительно уведет в сторону.
О том, что убивать – грех, я сейчас не думал. К тому же самоубийство – еще больший грех. А если я подставлюсь под вражеский выстрел, то иначе как самоубийцей там, на небесах, меня не назовут. А это мне нужно?..
Короткая очередь оказалась точной, но последний из трех охранник остался жив. Каким-то лишь ею постижимым образом пуля попала в ствольную коробку автомата. Представляю, какой была сила удара, но все же охранник удержал оружие в руках. Правда, тут же в страхе отбросил его в сторону и трусливо задрал к небу руку. Шок – это серьезно.
Я подозвал его к себе и велел сесть на землю рядом с раненым товарищем. Широколобый увалень с мышиными глазками добровольно принял на себя обязанность моей третьей руки. Я только показал ему взглядом на брошенный автомат, и он трусцой побежал за ним, подобрал, добавил к двум другим. И еще он связал своих товарищей их же поясными ремнями, и свой тоже снял, чтобы скрепить их между собой.
– А теперь машину к бане подгони. Только без глупостей!
Видно, малый был не глупый, в том смысле, что распоряжение мое он выполнил беспрекословно и в точности. Пока он подгонял машину к бане, мы с Прилеповым сами подошли к ней. По пути я заставил
Давид Юльевич все время молчал, лишь с осуждением глядя на предателя, но, когда я распорядился доставить из подвала и посадить в машину Гарика, заорал:
– Не смей! Ты не должен этого делать!
Мне пришлось пережать ему горло, чтобы он замолчал. Но увалень все равно растерянно захлопал глазами и повел головой, как мышь, учуявшая приближение кота. Тогда я выстрелил в воздух и этим встряхнул его. Он выполнил мое распоряжение – привел Гарика, посадил его на переднее сиденье.
– Ты хоть понимаешь, что тебе здесь оставаться нельзя? – спросил я.
Парень согласно кивнул и с удовольствием, как мне показалось, занял место за рулем. Я вместе с Давидом Юльевичем забрался на заднее сиденье.
– Ну а теперь в путь, – с тревогой в голосе сказал я.
Не верилось мне, что успех и дальше будет сопутствовать мне. Так хорошо все складывалось, что нервы зачесались от недоброго предчувствия. Я подумал о палке, которая имеет свойство встревать в спицы хорошо смазанного колеса.
Но мы довольно легко выехали со двора. У Темы, как назвался мой добровольный помощник, был пульт с кнопкой дистанционного управления. Ему даже не пришлось выходить из машины, чтобы открыть ворота.
– Куда ехать? – спросил он, когда «Ленд Крузер» Прилепова запылил по степной дороге.
– А куда мы сейчас едем? – спросил я.
Одной рукой мне приходилось держать Давида Юльевича за горло, в другой у меня находился автомат, ствол которого смотрел на Гарика. Вжав голову в плечи, он крепко жмурил глаза, как будто прятался от страха. Типичное поведение насмерть перепуганного и к тому же недоразвитого ребенка. Меня это вполне устраивало. Было бы хуже, если бы он стал проситься на ручки к своему папе. Только слез и соплей мне еще здесь не хватало.
– В Саржал мы едем, поселок тут…
– Мне в Чаган нужно.
– Ну, это влево свернуть, поворот скоро будет, вдоль реки пойдем, – немного подумав, он добавил: – Это не проблема.
– А в чем проблема?
– Ты бы меня отпустил, зачем я тебе?
– Отпущу. В Чаган отвезешь, отпущу… И тебя, Давид Юльевич, отпущу. А вот Гарика с собой заберу. Да, Гарик, поедешь со мной?
Гарик услышал меня, но прошло несколько секунд, прежде чем он мотнул головой в знак отказа.
– Что, не хочешь?
Он ответил мне тем же движением головы.
– Чего так? Не хочешь за убийства отвечать?
Гарик что-то нечленораздельно промычал и порывисто закрыл руками лицо.
Прилепов-старший покрутил головой, чтобы ослабить мою хватку, и натужно прохрипел:
– Не надо разговаривать с ним, как со взрослым. Он не понимает.
– Может, ему еще и игрушку дать? – насмешливо спросил я. И с тем же сарказмом глянул на Гарика. – Может, с папкой поиграешься? Дать тебе топор? Папке по головке немного постучишь… Тебе же не нравится, что папка с тетей Олей жил. Не нравится же, да? Вот и накажешь его за такое безобразие…