Когда людоед очнется
Шрифт:
— Как поживаешь, мальчик мой? — поинтересовалась она у прекрасного животного, взирающего на нее большими, полными древней мудрости глазами.
Она принялась за статью о наших родственных связях с весьма несхожими приматами — шимпанзе и бонобо. Шимпанзе — агрессивные, скорые на расправу твари, улаживают все трения с помощью зубов; напротив, бонобо — прелестные обезьянки, сторонники мирного сосуществования, всегда готовы заменить насилие сексом. Журналист утверждал, что человек многое унаследовал от обоих видов и что наши кровные связи с волосатыми братьями
— Порой я чувствую, что мы — форменные шимпанзе. Особенно когда кого-нибудь убивают в парке. Как по-твоему?
Пес положил морду на вытянутые лапы, и Лоле почудился вздох.
Из кабинета вышла дама с серебристо-сизыми волосами и сияющим видом, характерным для всех клиентов, которые прошли через умелые руки Ингрид. С почетным эскортом в лице Зигмунда американка проводила ее до дверей, потом села напротив Лолы. Той показалось, что Ингрид выглядит усталой, о чем она ей и сказала.
— Я как раз собираюсь подлечить нервы в спортивном клубе. Ты бы здорово меня выручила, составив на пару часов компанию Зигмунду.
— У меня есть идея получше, — возразила Лола. — А не прогуляться ли нам в Тринадцатый округ?
Ингрид снова села и с загоревшимся взором ждала продолжения.
— Я позвонила Бартельми, — пояснила Лола.
— Yes.
— Ему известны все подробности дела Лу Неккер.
— Yes.
— Я узнала, что Неккер была рокершей и жила в общине художников на перекрестке улиц Толбьяк и Бобийо.
— Yes.
— Вот я и подумала: а неплохо бы туда заглянуть. Знаешь, я обожаю богемную среду.
— Что с тобой, Лола?
— А что не так?
— Обычно именно мне приходится упрашивать тебя выйти из дома. В чем дело? На тебя так весна действует?
— Ну да. За зиму я немного размякла, но теперь мне гораздо лучше. Разве ты не чувствуешь, как молекулы, заряженные животворной силой, незримо парят в воздухе?
— Чем-чем наряженные?
— Только не выкручивай мне мозги, я тебе не карманный французско-английский словарь. Надевай-ка кроссовки и пошли.
— Лучше я надену патогас.
— Это был стилистический прием. Не об одежде речь. О твоем внешнем виде я не беспокоюсь. Давным-давно.
Ингрид окинула взглядом наряд Лолы. Платье в стиле «джутовый мешок», застегнутое на все пуговицы, похоже, заказано по специальному каталогу для тех, кому за шестьдесят. Она промолчала и натянула свои патогас. А Зигмунд Леже уже держал в зубах поводок. Строгий и шикарный поводок с серебряной бляхой, на которой было выгравировано его имя.
7
Товарищи Лу Неккер обосновались в здании с голливудским фасадом. На фронтоне из светлого камня пара атлетически сложенных нимф обрамляла элегантную надпись «Механические мастерские Жерве Жармона». Рядом с мощными чугунными опорами особенно удачно смотрелись изящные мозаики в пастельных тонах, оттененные позолотой. Ингрид восторженно охала, пока Лоле не удалось затащить ее под арку. Деревянный щит был завешан афишками, извещавшими о концертах, выставках и перформансах.
Ингрид своим решительным шагом уже вступила на лестницу, но Лола удержала ее, указав на приоткрытую калитку, за которой что-то зеленело. Они обнаружили пышно цветущий сад, окруженный стенами домов. В нем трудился лысый коротышка в сером комбинезоне. Немного поколебавшись, Зигмунд дал понять Ингрид, что не прочь поближе познакомиться с этим удивительным буйством зелени. Она сняла поводок и вдруг хлопнула себя по лбу:
— Holy cow! [6]
— Что с тобой?
6
Здесь: Черт побери! (англ.).
— Вспомнила одну мелочь, Лола! Теперь я понимаю, о чем говорил майор Дюген.
— Поздравляю тебя.
— Брэд подрабатывал на стороне. И он знал Лу Неккер. Потому что работал у нее под окнами. Может даже, в этом саду!
— Ничего себе мелочь!
Поразмыслив, Лола отправила Ингрид поподробнее изучить афишки, а сама решила поближе познакомиться с этим неожиданным эдемом. Полюбоваться стеной, увитой клематисами, и зарослями штокроз. Тугие белые венчики напоминали атласную кожу. Лола наклонилась, чтобы вдохнуть их аромат. «Волшебный», — подумала она, закрыв глаза. Более насыщенный, чем у жасмина, более плотный, чем у апельсинового дерева. Она с усилием выпрямилась, сбросив сковавшие обоняние чары. Буйно цветущий боярышник смешался с изобилием роз, чья палитра менялась от перламутра до самого густого багрянца. Чуть подальше согласно пламенели настурции, герани, гвоздики и маки. Лола разглядела теплицу из металла тонкой работы, окаймленную оранжевыми гладиолусами и кустиками дрока, за запотевшими стеклами виднелись пальмы и лианы.
Голова садовника была гладкой, как цветочный горшок, но густые бачки разрослись до самого подбородка. Он оторвался от прополки и приветливо кивнул ей. Она не пожалела времени, чтобы воздать должное красотам его сада, сделав упор на розы и штокрозы, и лишь потом предъявила ему старое полицейское удостоверение, память о том времени, когда она управляла комиссариатом на улице Луи-Блан. Украшенный славным бюстом Республики, документ создавал необходимую иллюзию.
— Вы знакомы с Бернаром Мореном?
— Забавно, ваши коллеги меня уже об этом спрашивали.
— Всегда полезно сопоставить полученные сведения, знаете ли.
— Сопоставляйте, сопоставляйте, мне это ничего не стоит. И потом, вы симпатичная — сад мой похвалили. И собака у вас симпатичная — не роется в земле, не подрывает корни.
— Да, Зигмунд прекрасно воспитан, — заметила Лола. — Так что вы сказали моим коллегам?
— Что Бернар — славный малый. Сестра Маргарита его недолюбливает, а мне он по нраву.
— Сестра Маргарита?