Когда минует август
Шрифт:
– Ррромантическая прогулка на свежем воздухе! Недорого!
– Прокатимся? – спросил я у Карины.
– Ну давай, – как-то безразлично ответила она.
Извозчик спрыгнул с козел, открыл дверцу повозки и учтивым жестом пригласил внутрь.
– Прямо-таки с корабля на бал, – пошутил я, усаживаясь в повозку. Извозчик ответил наигранной улыбкой.
Карина отчего-то не садилась, а только, демонстративно засунув руки в карманы, делала вид, якобы что-то где-то высматривала. Я не понял её поведения, извозчик, очевидно, тоже, отчего растерянно переводил взгляд с меня на девушку и обратно. Карина же, зыркнув на меня, недовольно пробубнила:
–
Я понял, что оплошал. Романтик из меня пускай никакой, но соблюсти этикет в присутствии дамы всё-таки следовало. Я исправил ошибку, и Карина оказалась в повозке рядом со мной. Извозчик закрыл за нами дверцу, водрузился на козлы, хлестанул коня, и все четверо отправились в путь.
Мы ехали узкими парковыми дорожками. Скучали. С извозчика спала вся его театральность, он был занят исключительно управлением повозки. Карина была безмолвна. Куда-то испарилось её ребяческое настроение, лицо стало каменным, что постепенно, как заразой, передавалось мне. Из ниоткуда подступала глухая тоска.
– В детстве я упал с лошади, – вспомнилось мне.
Карина посмотрела на меня, как бы жалея, её тонкие брови чуть приподнялись.
– Мне было лет семь тогда, – продолжил я. – Родители отвезли меня на лето в деревню к бабушке. Там я познакомился с местными мальчишками. Отец одного из них держал в хозяйстве лошадей. Мы с тем пацаном втайне от его отца пробрались… в этот… как его… загон, вот… и угнали лошадь. Представляешь? Как цыгане.
Карина улыбнулась. Я рассказывал дальше:
– Тот пацан (чуть старше меня был) умел управлять лошадьми, его отец научил. Он управлял, а я рядом по земле бежал, и так до самого поля. Тогда я попросил коняшкой порулить. Пацан (как ж его звали-то, не помню) подсадил меня, объяснил, как рулить, и остался внизу… Я, значит, качусь, вроде получается, всё нормально. Но тут… Лошадь отчего-то стала странно мотать головой туда-сюда. Со страха я уронил вожжи и вцепился ей в гриву. Она вздыбилась, а я был слишком лёгким, поэтому, наверное, сорвался… И прямо лицом в землю… – я заметил, как извозчик украдкой подслушивал мою историю. – Как щас помню. Пацан… Пашка по-моему, – к лошади подбегает, там чё-то как-то успокаивает её. Я валяюсь, ору, будто меня режут. Землю с лица смахиваю, смотрю – рука в крови. На землю смотрю – осколок бутылки в крови… В общем, я лоб стеклом рассёк.
Глаза Карины от удивления сильно округлились.
– То есть этот шрам… – она нежно провела пальцем по едва заметному рубцу над моей правой бровью.
– Да, – засмущался я. – Тот самый случай…
Мы смотрели друг другу в глаза. Карина поглаживала мой шрам. Извозчик покорно молчал. Конь отстукивал монотонный ритм, слившийся с мягким шумом листвы. Тёплый воздух ласкал веки. Всё вокруг пребывало в гармонии.
– С тех пор стал бояться лошадей, – признался я.
Извозчик остановился, пропуская перебегавших дорогу детей. Затем повернул к нам голову и, подмигнув, сказал:
– Глаза у страха велики. Таки народная русская мудрость.
Он приятно улыбнулся и поехал дальше.
Я пусть и не люблю, когда посторонние вмешиваются в разговор, но к извозчику у меня было иное отношение. Услужливость, что проявлял он с начала нашей поездки, могла подчинить сердце самого неотёсанного невежи. Я не прочь был немного побеседовать с ним.
– Знаете, я согласен с вами. Но что поделать, если страшно?
– Я могу сказать, потому и говорю, що не стоит кому би то ни было рассказывать о своих страхах. Ибо ваши страхи –
Извозчик довольствовался, что ему подвернулась возможность вставить свои «пять копеек».
– Вы правда так считаете? – поинтересовался я.
– О, я в этом глубоко убеждён, уважаемый.
Его речь хоть и была преисполнена неприкрытого пафоса, но за тем скрывался ощутимый опыт, а лёгкий еврейский акцент тонко намекал на важность сведений, коими извозчик приготовился делиться.
– Я таки расскажу вам маленькую историю. Одно время я выпивал неистово. Каждый божий день, даже в шаббат накидывался изрядно. Жена София терпела, ох как терпела, но ни слова не говорила. Святая женщина… Я ничего не мог поделать. Русского человека хлебом не корми, но стопку-другую таки дай пропустить за обедом. А как ви уже догадались, я таки русский.
Мы с Кариной незаметно посмеивались над этим чудиком.
– Однако я начал переживать, що София однажды от меня уйдёт из-за моих каждодневных «лехаимов». Свои переживания я регулярно и безвозмездно передавал в личное пользование моему когда-то другу Леониду, который также регулярно и, как мне тогда казалось, безвозмездно приглашал меня в гости, щоб отведать анисовой водки. И таки що ви думаете?.. В один несносный майский день… Налакавшись той самой злосчастной анисовой водки… Не совсем похожий на человека я появляюсь дома, где жена София, не вытерпев моего скотского состояния, устраивает сцену из мексиканского сериала (как если би Россия была би Мексикой)… А ещё на следующий не менее несносный день… Когда-то друг Леонид таки уводит мою Софочку! Уводит навсегда и безвозвратно! Шлимазл!.. И ви правда не стали би спорить, що второе здесь вытекает из первого.
Не знаю, насколько у извозчиков принято рассказывать подобные истории севшим в повозку незнакомцам, но мораль мне была ясна. Вообще меня радовало, что тоска улетучилась сама по себе, а главное – Карина снова улыбалась.
– Ну а кто виноват-то? – спросила она. – Вы – потому что не доглядели? Или друг – потому что…
– Ойц-ойц-ойц, уважаемая, – перебил извозчик. – Ви же таки знаете, що у нас в России всегда виноват тот, в ком больше вина.
– Это точно, – протянул я.
Мы остановились у фонтана, где было довольно людно. Извозчик, возвратив прежнюю театральность, провозгласил:
– Пррриехали!
Он спрыгнул с козел, открыл дверцу повозки с моей стороны и учтивым жестом пригласил на выход. Я, помня, что нужно подать Карине руку, выполнил всё в точности соответственно этикету. Затем расплатился с извозчиком, который, охотно приняв деньги, сказал напутственную речь:
– Знайте, уважаемый. Слабость может стать оружием против вас же самих. И самое досадное, когда это оружие оказывается в руках близких.
– Я вас понял… Простите, нам пора…
Извозчик, приподняв котелок над головой, галантно поклонился, и, не изменяя своей театральности, отправился завлекать новых клиентов. Мы с Кариной проводили его взглядами.
– Бывает же такое, – Карина ткнула меня в бок, взглядом провожая удалявшегося извозчика. – Может, он сумасшедший?
– Да нет, я думаю, он совершенно здоров… Просто несчастен…
От фонтана мы следовали по дорожке, сплошь кишащей весёлой толпой, что подхватила нас своим течением, словно оползень. Сотни радостных, преимущественно детских голосов перебивали другие сотни похожих. Все они слились в один большой звуковой поток, напоминавший грохот водопада. В шумихе слышались только обрывки фраз: