Когда море стало серебряным

Лин Грейс

– Моя рыба! – кричал он. – Моя рыба! Приведите того каменотёса, пусть он её починит!

Слуги стояли молча, выпучив глаза. Потом один из них осмелился сказать:

– Это невозможно. Вы приказали казнить мастера. А равных ему нет.

Осознав сказанное, магистрат на миг лишился дара речи – а потом взревел во гневе, должно быть проклиная себя за непредусмотрительность.

– Да, всё так

и было! Но только тот резчик по камню не был казнён! – сказал узник. – Просто его сын тогда ещё не знал, что отцу удалось вырваться и скрыться. А потом они с сыном вдвоём бежали из тех мест, где правил магистрат Тигр!

– Правда? – спросила Ама.

– Чистая правда, – с гордостью ответил узник. – Я это знаю, потому что тот мастер – мой предок! Его мастерство передавалось из поколения в поколение, и… – Мужчина осёкся и пристально посмотрел на Аму. Лицо его расплылось в широкой улыбке.

– Я понял, кто вы! – сказал он. В его голосе сквозило ликование. – Кроме моей бабушки, на свете есть только один человек, который мог знать эту историю и так её рассказать. Вы – Сказительница!

– Так меня называют, – признала Ама.

– Ага! Тогда я и впрямь счастливчик! – сказал резчик по камню. – Сидеть в темнице со Сказительницей – всё равно что гулять на воле!

Глава 15

– Чует моё сердце, не стоит вас отпускать, – сказала Суйя, качая головой. В окно струился холодный утренний свет. Пиньмэй и Ишань собирались в путь. Они хотели уйти пораньше, ещё до завтрака, чтобы не добавлять Суйе хлопот, однако она решительно сунула им в руки по миске с горячей кашей. – Дети, одни, в Город Яркого Лунного Света, да ещё зимой! Вас там кто-то ждёт?

Ишань кивнул.

– Да, я уверен, нас там ждёт встреча, – с нажимом сказал он, заметив виноватый взгляд Пиньмэй. Как ужаснулась бы Суйя, если бы знала правду!

Суйя вновь покачала головой.

– Сыфэнь, дедушка Сай! Скажите же им, чтобы не уходили!

– Как жаль, что я не могу пойти с вами! – с сожалением в голосе проговорил с кровати Сыфэнь.

Дедушка Сай вынес им два свёртка.

– Кожаная подстилка и два меховых покрывала, – сказал он и подмигнул, довольный. – Из тайника, что у меня под кроватью.

– Мы принесём их обратно, – сказала Пиньмэй. Она понимала, какая это ценность.

– Главное – принеси хорошую историю, внучка Сказительницы, – добродушно сказал дедушка Сай.

– Да! – подхватил Сыфэнь. – Я буду очень ждать!

Пиньмэй с Ишанем вышли, дверь каменного дома затворилась, и их окутала зимняя тишь. Пиньмэй вдруг остро захотелось услышать голос Амы; ноющая пустота внутри расширялась, грозя поглотить её всю целиком. Оледенелые скалы ослепительно сверкали. Пиньмэй зажмурилась, поморгала, глубоко вздохнула. Настала пора покинуть гору. Она плотнее закуталась в свою пёструю куртку, напоминавшую ей тепло рук Амы, и зашагала вслед за Ишанем к главной дороге.

Пошёл снег – сначала редкий, потом всё гуще и гуще, крупные хлопья кружили в воздухе, облепляли детей. Снежинки как белые бабочки, думала Пиньмэй, как

сотни и сотни белых бабочек и… и одна красная? Прямо перед ней порхало, блестя и переливаясь, что-то алое. Красная бабочка! Невероятно! Пиньмэй помотала головой и снова зажмурилась, а когда открыла глаза, повсюду был только белый снег. Должно быть, привиделось.

Они шли уже очень долго, в животе у Ишаня громко бурчало, и ему пришлось признать, что он проголодался. Разворачивая подстилку, чтобы посидеть на обочине, они обнаружили пухлый пакет с рисовыми шариками – должно быть, его незаметно подсунул Сыфэнь или дедушка Сай. С радостными воплями они набросились на эти шарики, показавшиеся им вкуснее засахаренных ягод.

– Надеюсь, им не влетит от Суйи, – весело сказала Пиньмэй.

У Ишаня рот был набит, и он смог только промычать «угу» в знак согласия. Несколько мгновений было совсем тихо, не считая довольного чавканья.

Но только несколько мгновений. Потому что не успела Пиньмэй проглотить второй рисовый шарик, как издали послышался звук, который она сразу узнала. Кони! Она в тревоге посмотрела на Ишаня.

Он склонил голову набок, вслушиваясь.

– Конь всего один, – сказал он, – и скачет очень быстро. Может быть, нас и не заметят.

Пиньмэй тоже прислушалась. Теперь и она различала стук копыт по камню. Они замерли, не осмеливаясь даже проглотить свои рисовые шарики. Всё быстрее и ближе, ближе, ближе… и наконец, точно на гребне волны, из серебристой дымки вылетел всадник.

Пиньмэй завороженно следила, как он проносится мимо. Молочно-белый конь был так бел, что сливался со снегом, и поэтому казалось, что всадник – вспышка голубого шёлка – не скачет, а летит по воздуху, и только звук копыт разрушал это волшебство.

Конь с седоком уже таяли вдали, а Пиньмэй всё смотрела им вслед, не в силах отвести взгляд. Поэтому она ясно увидела, как конь, испуганно заржав, встал на дыбы и попятился и как всадник в голубом рухнул наземь.

Глава 16

Пиньмэй и Ишань бросились к всаднику. Конь уже растворился в снежном пейзаже, но на снегу лежал холмик серо-голубого шёлка – значит, всё это был не сон. Ишань осторожно развернул упавшего лицом вверх, и они с Пиньмэй хором ахнули. Это был не всадник, а всадница!

И она была немыслимо красива. Ещё несколько мгновений назад Пиньмэй казалось, что на свете не может быть ничего прекраснее, чем белоснежный конь, но теперь она уже не была в этом уверена. Судя по золотым украшениям и роскошному шёлку, отороченному мехом, женщина была знатна и богата, однако знатность и богатство меркли в сравнении с её красотой. Лицо, ясное и чистое, казалось выточенным из прозрачного нефрита; волосы, из которых выпали узорные заколки, растеклись по белому снегу гладким чёрным озером. Даже Ишань не мог отвести от неё зачарованного взгляда.