Когда наша не попадала
Шрифт:
– Закон, – грустно согласился Кудаглядов, усаживаясь на скале. – Вы сам придумали это правило. Острый клык, зоркий глаз – и смерть постаревшим. Вы становитесь даже не людьми, вы превращаетесь в зверей. Вы уже готовы подчиниться другому зверю только потому, что он свирепее вас.
– Но мы и есть звери!
– Нет. Вы пока ещё волки, вы – Стая. А вот когда подчинитесь безмозглому людоеду, тогда вы станете бандой одиночек и погибнете.
– Так стань во главе!
– Ни-ко-гда! – по слогам произнёс Кудаглядов, смотря вниз. – У меня своя стая и свой путь!
Из леса выскочили несколько
– Вожак!
– Акела не промахнулся!
– Косулю спугнули!
– Возле тропы воняет Табаки!
– Он спугнул добычу!
Кусты затрещали, но несколько серых теней бросились туда, и короткий визг прозвучал как эпитафия. Другие волки переглянулись и подошли к лежащему под скалой вожаку. Ритуально задрав головы, они подставили свои вены под удар клыков, признав вину. Акела поднялся, дружелюбно махнул хвостом и не спеша взошёл на скалу.
– Стая! Мы остались одной семьей и теперь ясно увидели друзей и врагов. Мы не должны это забывать, и, пока иду первым, я не забуду!
Из-под скалы донеслись удары лапой, сердитое урчание и мальчишеский крик:
– Я больше не буду!
Вожаки переглянулись и улыбнулись друг другу. Вмешиваться в воспитание ни собирался никто.
Долгий день клонился к закату, и небо наливалось густой синевой. В тени высоких деревьев потрескивал костёр, в котле варилась невезучая косуля, а люди и волки беседовали о том, кого не могло быть в принципе. О человеке, воспитанном волками. Чем руководствовалась мать-волчица, пустившая голокожего младенца к густому молоку? Она молчала, только иногда рыча в ответ. А Ивану всё время вспоминалась его молочная мать – медведица. Один раз она свирепо ответила любопытному медведю: «Это дети! Не дели на тех и этих! Потому что это – дети!» Но мальчик в волчьей стае рос, и сейчас настала пора определяться, кем ему быть, волком или человеком? Он хотел остаться в стае, но вожак и воспитатели были против. Они понимали, что мальчишка ещё молод и много не понимает. Для него это было игрой. Играть всю жизнь, конечно, интересно, но у всех есть и обязанности.
– Так в чём вопрос? – искренне удивился атаман. – Подвезём мы вашего сыночка к людям.
– Хомо хомус люпус эст, – на миг сверкнули в кривой усмешке белые клыки вожака.
– С чем-с чем съест? – от котла повернулся Лисовин.
– С луком! – хмуро буркнул Акела, отворачиваясь от костра.
– С луком, да… – вслух рассуждал завхоз, принюхиваясь к вареву. – Цыбули, конечно, не хватает, ну да ладно, кинем вот эту травку. Чего только едать не приходилось, съедим и это!
– Мау-у-угли, – промурлыкала чёрная кошка, оторвавшись от игры со своими котятами, – Покажи им свою пятку.
– Зачем? – хмуро ответил мальчишка, отвлекаясь от тягания за хвост щенка.
– Покажи! – в голосе пантеры лязгнул металл, и маленький леопардик поддержал маму своим рыком. Две миниатюрные копии мамы сочли за лучшее промолчать и подобраться поближе к маминому животу, где им всегда был стол и дом.
Горестно вздохнул Маугли, уселся и высоко задрал правую ногу, на которой ясно было видно темно-красное родимое пятно.
– Вот! – с гордостью, будто это пятно было её лап дело, воскликнула пантера. – Наш лягушонок не какой-то там шатри! Если не раджа, то брахман – точно!
– Не хочу быть раджой! – возмущенно закричал пацан. – Если не разрешаете быть волком, то буду кшатрием!
– Не мы выбираем судьбу, а она нас, – подал голос до сих пор опечаленный Балу. Михайло уже извинился и даже предложил вместе сходить к девочкам, но медведь так и не вышел из хандры.
Услышав о девочках, атаман, не слушая уверений Акелы, что никого из людей здесь больше нет, сердито показал своему медведю кулак и теперь не сводил с него глаз.
– Этот найдёт, – буркнул Спесь Федорович и стал спорить с Багирой по поводу родимого пятна.
– Пусть у вашего народа это ничего не значит, – не соглашалась пантера. – Но я жила среди людей и многое видела. Если есть отметина, то значит – человек тот не простой, а знатный. Такие, как правило, теряются в детстве, но потом обязательно должны найти своего богатого родственника и стать знатными. Хотя не слышала я никогда об отмеченных кшатриях.
– Ха, – улыбнулся Кудаглядов. – Встречали мы такого, с раной в пятку. Великий воин был, но им боги занимались.
– И ничем хорошим для него это не кончилось, – проницательно заметил Каа, свисая с дерева, куда он предусмотрительно перебрался.
– Конечно, – согласился Молчун, с тоской взирая на висящее безобразие.
– Не хочу я к людям! – возмутился Маугли, уворачиваясь от собачьего дружеского кусания. – Я хочу быть волком!
– Ты сначала человеком стань, – коротко резюмировал Геллер, словно призрак, бесшумно появившийся из сгустившейся темноты. – Коль признают тебя люди, тогда и выберешь, кем быть.
Мальчик замолк, пытаясь представить свою жизнь, а Акела кивком подозвал к себе атамана и волхва.
– Вы уйдете и заберете с собой человеческого ребенка. Уйдете скоро, потому что юность ветрена и переменчива. А долгие проводы – долгие слёзы. Но у меня к вам есть ещё просьба.
Волк замолчал и положил голову на лапы. Люди тоже хранили уважительное молчание, ожидая дальнейших слов.
– Когда встретите Бузинина, не троньте его, он мой.
– Мы не знаем такого, – возразил Спесь Федорович. – С Бузиной знаком, муж редкого ума, у князя стражей заведует, а вот Бузинина не встречали.
– Я же сказал: если встретите… Время играет с вами в странные игры, и чего, а главное, кого, вы можете ещё встретить. Так что не троньте его, потому что мне поговорить с ним надо.
– Хорошо, – согласились ватажники, а волк задумчиво продолжил:
– И берёзкам поклонитесь, когда домой вернётесь…
И эту просьбу люди пообещали выполнить, недоумённо переглянувшись. А белый огромный волк встал, потянулся и ушёл в темноту, что-то бормоча себе под нос. Иван навострил уши и с недоумением услышал, что зверь напевает:
– Мы трудную службу сегодня несём вдали от России, вдали от России…
Река на рассвете была задумчива и ленива. Накрывшись с головой летним туманом, река всё еще пыталась поспать хотя бы несколько минут, но шаловливая ладья всё время толкалась в бок, расталкивая мелкие сонные волны. Осоловев от бессонной ночи, волхв бездумно смотрел на проплывающие мимо берега и вспоминал долгий разговор с волчьим приёмышом.