Когда наши миры сталкиваются
Шрифт:
Боль от его нападения напоминает мне, почему я должен увидеть ее. Она меня понимает. Она видит меня. Выезжая с подъездной дорожки, отправляю ей сообщение.
«Ты нужна мне, Кен. Открой окно».
Я еду к ней домой на автопилоте. Все, что могу видеть, это выражение лица отца, когда он толкает мою маму на пол, как будто она простой кусок мусора, который нужно выбросить. Вот почему я держусь подальше от отношений. Не хочу быть таким человеком, как мой отец. Не хочу быть таким, кто не заслуживает преданности кого-то вроде моей матери.
Я паркуюсь на дороге у
— Привет, — шепчу я в открытое окно.
У нее такое забавное выражение лица. Кеннеди явно не понимает, почему я стою у окна ее спальни так поздно ночью. В ее глазах пустота, которая пугает меня больше всего. Может быть, уже слишком поздно. Я опоздал.
— Привет, — шепчет Кеннеди себе под нос.
Она уходит, оставив окно открытым. Я воспринимаю это как приглашение следовать за ней в ее комнату. Девушка возвращается на кровать, когда я закрываю окно.
— Что тебе нужно, Грэм? — требует она, накрываясь одеялом. От ее хмурого взгляда мне хочется вылезти в окно.
— Мне просто нужно с тобой поговорить. Мне нужно было увидеть тебя, — признаюсь шепотом, стоя как можно дальше от нее.
— Почему ты шепчешь? — ее улыбка касается глаз. Кеннеди изо всех сил старается не рассмеяться, даже прикрывает рукой свой идеальный рот.
— Твои родители... разве их здесь нет? — Я смущенно качаю головой.
— Нет. Они вернутся только в воскресенье, — объясняет она. Я сажусь на кровать рядом с ней, провожу руками по волосам и издаю низкий мучительный стон. — Что случилось? — голос Кеннеди полон беспокойства, когда она резко садится, чтобы посмотреть на меня.
Инстинктивно хватаюсь за ребра, пытаясь подавить боль, которая разливается по всему телу. Кеннеди наклоняется ближе, и я чувствую тонкий аромат ее духов. Она хватается за мою футболку, поднимает ее, обнажая мои ушибленные ребра, проводит рукой по тому месту, куда он ударил. У меня перехватывает дыхание.
— Я в порядке... правда. — От одного ее прикосновения мое дыхание замедляется, а сердце учащенно бьется. Ее кожа горячая на ощупь. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к этому чувству.
— Грэм Блэк, ты не в порядке! Ты видел свои ребра?! Что с тобой случилось?
Мне следует быть с ней честным. Она заслуживает этого.
— После тренировки по бейсболу я пошел к Крейгу играть в покер до позднего вечера. Когда вернулся домой, он был уже не в состоянии пить. Он начал орать на меня из-за бейсбола, и я начал спорить с ним. Думаю, мама услышала крики и попыталась прийти мне на помощь, но он оттолкнул ее. Он не бил меня, пока я не помог ей подняться, — объясняю я, не задумываясь.
Выражение лица Кеннеди говорит само за себя. Она жалеет меня за то, что мой отец сделал со мной. Мне не нужна ее жалость. Я не знаю, чего я хочу от нее, но что бы она ни дала, я знаю, что возьму это без вопросов. Сейчас я бы с радостью взял то, чего никогда не заслуживал.
— Хорошо, — улыбается она, откидывая одеяло
Я понимаю, что она имеет в виду. Начинаю думать, что Кеннеди не волнуют все мои ошибки. Когда она смотрит на меня, то видит кого-то другого, того, кого не замечают все остальные. Она ведет себя так как будто ничто из этого дерьма не имеет значения.
— У меня не было возможности принять душ, и я сомневаюсь, что ты хочешь, чтобы я лежал на твоих восхитительных розовых простынях, — поддразниваю я ее, пытаясь поднять настроение. Неловкий смех наполняет комнату. Это будет второй раз, когда я буду спать в ее постели. Кроме того, во второй раз я буду спать в кровати с девчонкой без предвзятого представления о том, что собираюсь трахаться.
— Ты можешь принять душ. Я положила твою зубную щетку в ящик, а полотенца в шкаф, — объясняет Кеннеди, откидываясь на подушку. Мне неприятно признавать, но я нахожу какую-то болезненную радость в том, что в ее личном пространстве есть что-то, что я могу назвать своим, как будто я принадлежу ей.
Я ничего не говорю, но когда встаю с кровати, вижу намек на ее милую улыбку. Принимаю душ, беру полотенце и зубную щетку. Стягиваю спортивные штаны и пытаюсь стянуть футболку, но не могу поднять руки, не испытывая стреляющей боли в боку.
— Кеннеди, ты можешь подойти? — Я кричу достаточно громко, чтобы заглушить звук льющегося душа. Она входит и видит, что на мне нет ничего, кроме боксеров и футболки.
— Что случилось? — спрашивает она, стараясь не смеяться, когда видит, как искривлена моя рука, завернутая в футболку. Песня ее смеха резко обрывается, когда ее глаза скользят по моему почти обнаженному телу. Она прикусывает нижнюю губу, заставляя себя смотреть куда угодно, только не на меня. Все ее попытки терпят провал, так ее взгляд все равно застывает на моих боксерах. Ее красивые глаза, выпученные из орбит, вызывают у меня какой-то болезненный трепет.
— Эм... ты можешь помочь мне снять рубашку? — Я не могу остановить улыбку, когда мягкий румянец ползет по ее шее и щекам.
— Да, хорошо, — говорит Кеннеди шепотом.
Она подходит к тому месту, где я стою, и останавливается, когда мы оказываемся лицом к лицу, как в понедельник утром. На этот раз у нее другой взгляд. Ее глаза горят с такой интенсивностью, что наше дыхание становится поверхностным. Ее губы приоткрываются, когда она смотрит на меня сквозь длинные ресницы. Я не знаю, что такого в Кеннеди. Я постоянно в панике, когда она рядом. Ни одна девушка никогда не заставляла меня нервничать, но всякий раз, когда Кеннеди смотрит на меня, я забываю свое имя.
Кеннеди не сочится сексом и сдержана, но смотрит на меня так, как будто просит любить ее всеми способами, которые я знаю. С каждой секундой ее глаза темнеют и в этот момент я понимаю, что сделаю все, что она попросит. После этого ничто для нас не вернется к нормальному.
Кеннеди тянется к подолу моей футболки. Она скользит пальцами по боксерам, не теряя со мной зрительного контакта. Поднимает ткань, осторожно вытаскивая мои руки из рукавов. Мне удается сдержать дрожь. Девушка сбрасывает рубашку мне за спину, проводя руками по моей груди, но не убирает их, как я предполагаю. Вместо этого она наклоняет голову, чтобы лучше рассмотреть мои синяки на свету.