Когда наши миры сталкиваются
Шрифт:
— Так ты хочешь посмотреть, куда это приведет, прежде чем мы кому-нибудь расскажем? Как это будет работать? — спрашиваю я.
— Ну, для того, кто не может спать ни с кем другим, давай просто проясним это, — подмигивает мне Кеннеди. Я знаю, что она говорит серьезно. — Мы продолжим жить так, как жили. Друзьями, но иногда больше, чем друзьями.
На ее губах появляется улыбка. Мне приходится подавить смех. Она откровенна во всей этой ситуации. Кто знал, что один оргазм может превратить ее в сексуальную сумасшедшую кокетку. Я вижу это по ее глазам, по тому, как они блестят, когда она смотрит на меня.
— Я обещаю, что не буду спать
— Наверное, ты прав, Грэм. Что, если я не смогу контролировать себя, когда мы рядом с другими людьми? — Она в игривом отчаянии разводит руки в стороны.
Я переворачиваюсь, подминая под себя маленькую фигурку Кеннеди. Она смеется идеальным смехом, который я был бы не прочь слышать каждый чертов день.
— Мне нравится когда ты такая.
— Какая такая? — сладко спрашивает она, переводя дыхание.
— Игривая и беззаботная. Я никогда не видел тебя такой, — объясню я.
— Ты никогда меня раньше не видел. — Кеннеди целует меня в подбородок, сдерживая смешок, на который способна только она.
— Я видел тебя, Кен. Возможно, сначала ты не привлекла моего внимания, но я определенно видел тебя, — говорю я, честно зарабатывая самый сладкий, но, к сожалению, самый быстрый поцелуй, который только можно себе представить.
Остаток ночи мы говорим обо всем на свете. Кеннеди любезно избегает упоминаний о моей семье, а я избегаю разговоров о нашем несчастном случае. Все остальное кажется честной игрой. Она рассказывает мне все, что ей нравится в танцах, и какие книги она любит читать. Я рассказываю о бейсболе, и о том, как я люблю кататься на сноуборде. Обещаю научить ее, так как она никогда не пробовала. Не могу дождаться, когда затащу ее на снежную вершину.
В основном, я просто смотрю на нее и восхищаюсь каждой черточкой ее лица, стараясь запомнить каждую мелочь. Например, как сверкают ее глаза, когда она смеется над чем-то, что я говорю, и как ее правая бровь приподнимается, когда ей нужно о чем-то подумать. Я всегда замечал, как Кеннеди красива, никто не стал бы отрицать этого, но когда смеется она излучает ту красоту, к которой большинство девушек только стремятся. Она заразна, и я понимаю, что никогда не смогу насытиться ею.
Лежа рядом с ней, удивляюсь, как сюда попал. В моей жизни однажды что-то изменилось, чтобы все встало на свои места. Кеннеди никогда не была в моем плане. Я даже не смотрел на нее. Но в какой-то момент все дерьмо в моей жизни было отодвинуто в сторону, чтобы освободить место для нее. Мне нужно освободить для нее место. Она из тех девушек, о которых ты сожалеешь, позволяя ей ускользнуть от тебя.
Должно быть, уже поздно. Кеннеди раз за разом начинает зевать. Я смотрю на будильник и вижу, что уже четыре утра.
— Детка, нам лучше пойти спать. Скоро наступит утро.
Я протягиваю руку, чтобы выключить лампу у кровати. Кеннеди поворачивается ко мне спиной и придвигается ко мне. Я обнимаю ее, желая, чтобы она была как можно ближе. Быть с ней рядом, обнимать ее так естественно. Я никогда никого так не обнимал. Это кажется правильным.
— Спокойной ночи, Грэм, —
Волосы на моей руке встают дыбом от ее шепота.
— Спокойной ночи. — Я целую ее в затылок.
Боже, надеюсь, я не наврежу этой девушке. Она слишком близка к совершенству, чтобы ее ломать.
Глава 27
Кеннеди
Сегодняшний день отстой!
Это его вина. Я виню во всем его. Я не могу сосредоточиться, когда он так близко, и, черт возьми, это отвлекает.
Что-то случилось прошлой ночью, что-то, о чем я не могу рассказать никому, даже лучшей подруге. Теперь мне приходится притворяться, что все в порядке, что ничего не произошло, когда могу думать только о том, как Грэм сидит напротив меня за обеденным столом, наблюдая за каждым моим движением. Мои глаза продолжают скользить по его твердой груди, той самой груди, которая была прижата ко мне этим утром, когда я собиралась в школу.
«Хватит ухмыляться, будто ты знаешь, что делаешь со мной».
Это просто катастрофа.
Вся эта анонимность – моя идея. Я предложила это, зная, что так будет лучше для «нас». Втайне надеялась, что Грэм, в конце концов, начнет протестовать. Что он потребует, чтобы мы объявили всему миру, что он обожает меня и всю прочую романтическую чушь, которая бывает только в фильмах и книгах. Подобные вещи не случаются с девушками вроде меня. Это не моя реальность.
Грэм знает так же хорошо, как и я, что если станет известно, что мы... узнаем друг друга – кажется, это единственный подходящий способ объяснить нашу ситуацию – то нас разорвут в клочья. Кто-то найдет способ все разрушить. Дело в том, что у меня нет иллюзий, что я впишусь в группу друзей Грэма. Когда проводила время с Крейгом, чувствовала то же самое. Неважно, кто мой лучший друг, или какой парень рядом со мной, я все равно буду не на своем месте, затерянная среди толпы.
Лгать Вайолет – самое трудное. Она знает почти все подробностей его пребывания в моем доме. Она не идиотка и знает, что что-то происходит. Подруга просто думает, что Грэм держит дистанцию. Я повторила ей это сегодня утром, когда она приехала забрать меня в школу. Мне пришлось силой вытолкать Грэма из гостиной, чтобы не попасться на месте преступления. Он умолял меня поехать с ним сегодня в школу. Когда объяснила, как это будет выглядеть, он неохотно понял, но не раньше, чем прижал меня к кухонному столу и поцеловал.
— Кеннеди? Кеннеди? Ты слышала, что я только что сказала? — голос Вайолет звенит у меня в ушах, отвлекая от мечтаний о Грэме.
Я по уши влюблена в этого парня, хотя бы себе могу в этом признаться. Все дело в его улыбке и в том, как загораются его глаза, когда он действительно думает, что это смешно. Когда парень расстроен, он проводит рукой по макушке и по лицу. Он великолепен до такой степени, что иногда на него больно смотреть. Он – чертово солнце, черт подери!
— Ой, прости, так о чем ты говорила? — Я смотрю на Вайолет, которая смотрит на меня с выражением «что, черт возьми, с тобой не так». В ответ просто пожимаю плечами, пытаясь отмахнуться. Не думаю, что обеденный стол, полный друзей Грэма, является самым подходящим местом, чтобы объявить, что он снова остался на ночь, и на этот раз было намного больше, чем хороший разговор.