Когда не нужны слова
Шрифт:
Самообладание и на сей раз не изменило леди Анне, только глаза у нее потемнели.
— Клянусь, Гидеон, мне надоело, что ты придаешь слишком большое значение своему шраму. Ты, словно одержимый, ни о чем другом и думать не желаешь. Но ведь ты всегда был таким, не так ли? Ты не умел сдерживать себя ни в чем. Пил слишком много, играл — и не мог остановиться, насмерть загонял лошадей. Все, что ты делал, ты доводил до крайности. А теперь ты одержим своим лицом и все продолжаешь говорить об этом, хотя всем давно надоело тебя слушать. У тебя это стало навязчивой идеей. Я бы посоветовала тебе поехать на воды, отдохнуть и успокоиться, пока ты всех нас не свел в могилу своими излишествами. А теперь отпусти, пожалуйста, мою руку.
Гидеон так и сделал, но щеки его чуть покраснели под слоем румян, отчего тонкая пульсирующая полоска шрама стала особенно заметна. Глаза холодно сверкнули.
— Прошу прощения, миледи, — слегка поклонившись, произнес он. — Я счастлив получить совет от такой заботливой — и такой дорогостоящей — потаскухи.
Леди Анна, отшатнувшись, с силой ударила его по лицу.
Ослепленный яростью, он уже не соображал, где он и что делает. На мгновение ему показалось, что он снова в Вулфхейвене, в рот ему стекает струйка крови, а руки сжимаются на горле той наглой служанки. Он наотмашь ударил леди Анну, почувствовав удовлетворение и торжество силы. Но это было только начало. Леди Анна попятилась от него, и в уголке ее рта показались капельки крови. Чтобы удержаться на ногах, она схватилась за хрупкий прикроватный столик, который с грохотом перевернулся, и тогда Уинстон увидел в ее глазах даже не страх — ужас! Именно это послужило для него сигналом к дальнейшим действиям.
Он уже не владел собой: его кулак наносил удар за ударом. Он слышал ее громкие крики о помощи, встревоженные голоса за дверью, видел кровь, но все это было лишь фоном для бешеных ударов его сердца. Теперь он знал, почему продолжал приходить к леди Анне. Она была могущественна и опасна. Сегодня он вступил в единоборство с никогда не виданной им ранее силой и нашел наконец орудие собственного разрушения.
Глава 6
Лучи жаркого австралийского солнца падали ей на плечи. Глэдис, нервно сжимая руки, то и дело испуганно оглядывалась. Шум и суета на причале достигли своего апогея, когда представители портовых властей и члены экипажа принялись пересчитывать число отсутствующих пассажиров и заключенных, громко обсуждая вопрос о необходимости карантина и возможности заражения. Кэлдер Берне сидел рядом с ней на деревянной бочке, закрыв лицо руками. Его плечи сотрясались от рыданий. Глэдис видела, как какой-то чиновник шел вдоль ряда закованных в цепи каторжников, многие из которых были слишком слабы и не могли стоять, и сверял их имена по спискам. Скоро он доберется и до ее имени.
— Послушайте. — Она робко прикоснулась к плечу Кэлдера Бернса. — У нас мало времени. Они в любую минуту могут прийти за мной, а мне нужно многое рассказать вам…
Берне взглянул на нее и вытер глаза.
— Не о себе я плачу, девочка, я тревожусь о своей дорогой жене. Видишь ли, мы не сказала Мэдди… — у него прервался голос. Глэдис закусила губу. Ей еще никогда не приходилось видеть плачущих мужчин, и ей было безумно жаль его. — Моя Маргарет, — с усилием продолжал он. — У нее неизлечимая болезнь. Ей пришлось ампутировать одну ногу, и она почти не видит. Чудо, что она все еще жива. Но видишь ли, она жила надеждой на то, что вновь обнимет свою Мадди. Лишь это и поддерживало в ней жизнь. Как я смогу сказать ей, что она боролась все это время за жизнь только лишь для того, чтобы смерть забрала вместо нее нашу дочь?
Глэдис с ужасом выслушала его, еще острее почувствовав свою беспомощность. Эта милая женщина, которую она узнала и полюбила по рассказам Мадди и письмам, должна была сначала потерять дочь, а потом и собственную жизнь. Почему Господь так несправедлив? И почему на долю Глэдис выпало несчастью принести вести, которые сведут Маргарет Берне в могилу?
Глэдис не знала, что ей говорить и что делать. Значит, все было напрасно — долгие недели, что она пряталась и горевала в пустой каюте Мадди, когда натерпелась такого страху? Значит, во всем этом вообще не было смысла?
Она снова оглянулась через плечо и увидела, что чиновник со списком в руке уставился прямо на нее. Одна из них умерла, одна выжила. Откуда ему знать, которая осталась в живых?
Чем дольше она размышляла, тем быстрее таяли ее шансы. Скоро он будет знать наверняка. Кэлдер Берне сам ему скажет. К тому времени ей нужно быть далеко отсюда.
Она торопливо сняла с плеч накидку и дрожащими пальцами открыла замочек медальона. Отдав и то и другое Кэлдеру, она пробормотала:
— Скажите вашей жене, сэр, — голос ее дрогнул, — что Мадди умерла с мыслью о ней… о вас обоих. Возможно, это послужит ей некоторым утешением.
Но слова казались пустыми и ненужными даже ей. Разве можно в чем-то Найти утешение семье, которую постигло такое горе? Она так остро переживала их утрату, как будто это касалось ее лично, потому что на какое-то время эти люди, стали ее семьей, пусть даже в ее воображении, и она любила их больше, чем могла бы любить кровных родственников.
Узловатые пальцы Кэлдера Бернса крепко вцепились в ткань накидки. Он зарылся в нее лицом, как будто надеялся уловить следы присутствия Мадди, и глаза его снова наполнились слезами.
— Почему ты сделала это, девочка? — спросил он охрипшим от горя и боли голосом. — Почему задержалась, чтобы рассказать мне это? Ведь никто не заметил, как ты сошла на берег. Ты могла бы убежать. А теперь тебя наверняка схватят. Почему ты так рисковала?
Глэдис взглянула на него, не зная, что ответить. Такой глупой показалась ей ее затея. Везде были стражники, и ее шансы совершить побег практически равны нулю. Возможно, если бы она не остановилась для разговора с Кэлдером Бернсом, то сейчас уже была бы далеко отсюда… Но она обещала Мадди. Наконец она собралась с духом.
— Мадди была моим другом, — просто сказала она. — Возможно, единственным другом за всю мою жизнь.
Кэлдер Берне внимательно посмотрел на нее. Как странно складывается жизнь. Стоявшая перед ним девушка, такая бледная и печальная, была того же возраста и такого же телосложения, как его Мадди. Если бы не цвет глаз и худоба, она могла бы сойти за его дочь. Почему жестокая судьба оставила в живых не ту, а эту? И почему та же судьба заставила эту девочку ухаживать не за кем-то другим, а именно за его умирающей дочерью? Почему она заставила ее предпочесть собственной свободе необходимость выполнить данное обещание?
Ему было трудно думать об этом. Он устало опустил голову.
— Я не смогу сказать ей, — пробормотал он. — Не смогу омрачить ее последние минуты. Ее душа никогда не найдет покоя…
Глэдис сжала губы, пытаясь сдержать слезы, не зная, что сказать или сделать, чтобы облегчить его страдания. Сколько раз она воображала себе этого человека. Мысленно она представляла встречу с ним и его женой, но не могла и подумать, что все сложится именно так. У нее не было времени подбирать подходящие слова утешения. Когда она наклонилась, чтобы прикоснуться к его плечу, за спиной послышались тяжелые шаги, и она в ужасе замерла.