Когда не нужны слова
Шрифт:
Она вздрогнула, несмотря на жару, и позволила ветру отклонить назад зонтик, так что солнечные лучи упали ей на лицо. Вкус свежего ветра и тепло солнечных лучей напомнили ей, что она свободна, а тогда, семь лет назад, она думала, что свобода для нее недостижима. Но какие бы мрачные мысли ее ни посещали, каким бы неопределенным ни было ее будущее, она могла вволю вдохнуть свежего воздуха, подставить лицо солнцу и подумать: «Это по крайней мере принадлежит мне. И не будет больше темных углов и убогих каморок, пока я могу дышать». Но все дело в том, что она больше не чувствовала себя свободной: ее преследовало прошлое, где было множество тесных запертых комнат, из которых она не могла найти выхода, как
Почему он приходит каждый вечер? Почему так пристально смотрит на нее? Что ему от нее надо? Возможно ли, что после стольких лет он все-таки вспомнил ее? В таком случае почему он не заговаривает об этом? Что он против нее замышляет? И сколько времени придется ей терпеть эти мучения и оставаться в неведении, пока он не нанесет удар?
Хотя разум подсказывал Мадди, что его следует по возможности избегать, какой-то более мощный инстинкт упорно заставлял ее исподтишка наблюдать, чтобы узнать как можно больше о нем — человеке, державшем в руках ее судьбу. Когда по прошествии стольких лет она услышала его имя, то испугалась, а когда увидела его лицо, ее сердце учащенно забилось, причем не только от испуга, но и от непонятного предвкушения. Она думала о нем день и ночь, просыпалась и засыпала с мыслью о нем, он снился ей по ночам. Какая-то неведомая сила тянула ее к нему, хотя она чувствовала опасность, исходившую от него. Эштон Киттеридж держал в своих руках ее жизнь, и она не могла вырваться из его рук, да и не хотела, как ей вскоре стало понятно.
Она часто слышала его имя: Эштон Киттеридж был знаменитым исследователем, и его приезд в Сидней произвел настоящую сенсацию. Джентльмены, часто бывавшие в «Кулабе», были страшными сплетниками. В этом искусстве они перещеголяли своих жен, и по обрывкам разговоров, которые ей удавалось подслушать, она узнавала о прошлых подвигах Эштона и его планах на будущее, о том, чья дочь пользовалась за последнее время его вниманием, какая из честолюбивых матрон надеялась «заарканить» его и на что еще могут решиться хозяйки местных салонов, чтобы заполучить к себе этого нового и весьма желанного гостя. Однако она узнала также, что Эштон держался отчужденно и равнодушно и, будучи вежлив со всеми, остерегался отдавать кому-нибудь предпочтение. Разумеется, это до крайности будоражило воображение романтически настроенных молодых леди. Но Мадди, иногда исподтишка наблюдая за Эштоном, когда тот играл в карты, видела у него совсем иное выражение лица. В компании других мужчин, когда ему не нужно было притворяться, выражение его лица становилось непреклонным, а взгляд — жестким. Он весь подбирался, настораживался, движения его тонких пальцев художника становились быстрыми и точными.
И тогда она понимала, что многого о нем не знает и не знала никогда. С тех пор как он однажды неуклюже сунул ей в руки сделанный угольным карандашом набросок, он побывал в таких местах и занимался такими вещами, что ей и не снилось, и в нем, как и в ней, произошли немалые изменения. Он стал человеком властным, решительным и может, если пожелает, причинить ей немалый вред.
А что, если он все-таки не помнит ее? Даже если у него исключительно хорошая память, едва ли можно узнать в женщине, какой она стала сейчас, ту тринадцатилетнюю служанку в простеньком чепце, из-под которого выбивались кудряшки? Ей сейчас двадцать лет, она стала уважаемой деловой женщиной, имеет собственное состояние, да и находятся они за восемь тысяч миль от того места, где виделись в последний раз.
За шумом ветра и рокотом прибоя послышалось позвякивание колокольчика, и она ничуть не удивилась, увидев, как из остановившегося у подножия утеса экипажа появился высокий мужчина с золотисто-каштановыми волосами. На нем были элегантный светло-серый костюм из тончайшего сукна и белоснежный галстук,
Эш, остановившись у подножия утеса, смотрел, как она приближается. На ней было изящное платье со светло-лиловым узором, так непохожее на наряды темных тонов, в которых она обычно появлялась в клубе. Широкий атласный пояс и широкополая шляпка, притенявшая лицо, придавали ей вид совсем юной девушки, а оборочка нижней юбки, мелькнувшая, когда ветер шаловливо приподнял край ее платья, лишь дополняла это впечатление.
Давным-давно человек по имени майор Джереми Боумен говорил Эшу, что самым большим его достоинством является способность видеть то, чего не могут видеть другие. Годы жизни в суровых условиях отточили эту его способность, которую он научился использовать не только с целью распознания опасностей, подстерегающих в лесу или на равнине, но и в отношениях с людьми. В Мадди Берне он видел нечто, чего не мог понять, и он знал, что не успокоится до тех пор, пока не разгадает загадку.
Они встретились в том месте, где утес начинает постепенно спускаться к морю. Она некоторое время молча смотрела на него, потом просто сказала:
— Вы следили за мной.
Эштон снял цилиндр и, почувствовав, как ветер взъерошил волосы, поклонился ей.
— Да, следил.
У Мадди тревожно забухало сердце, и каждый его удар требовал: «Беги, спасайся!» Собрав в кулак всю свою храбрость, она пренебрегла этим предостережением и спокойно спросила:
— Почему?
Эштон прищурил глаза, защищаясь от солнца. Его губы тронула чуть заметная улыбка.
— Вы меня заинтересовали. Когда молодая очаровательная женщина пользуется огромным авторитетом, это весьма необычная ситуация, особенно в такой суровой стране как эта. — Он не отводил от нее пристального взгляда. — Короче, вы — редкое явление, мисс Берне, а я обязан по роду своей деятельности не оставлять без внимания ни одной редкости.
Мадди изо всех сил вцепилась в ручку зонтика. Она гордо вскинула голову и сказала:
— Вы очень дерзкий молодой человек, — и хотела было пройти мимо него.
Он тихо рассмеялся, и она остановилась.
— Что правда, то правда, — признался он. — Но у меня есть множество других приятных качеств. Почему бы вам не дать мне шанс продемонстрировать их?
Мадди понимала, что если сейчас уйдет, то потерпит поражение. Поэтому она медленно повернулась и смело посмотрела ему в глаза.
Когда-то давным-давно Джек Корриган восхищался ее способностью смотреть человеку в глаза. Он ошибочно принимал это за признак храбрости. В те дни, когда самое худшее с ней уже произошло и терять ей было нечего, то, что он принимал за храбрость, было всего лишь бравадой. Теперь ей было что терять, и она боялась. Но больше всего она боялась показать Эштону Киттериджу свой страх, поэтому она безмятежно улыбнулась и, собрав все свое самообладание, сказала самым снисходительным тоном:
— Я взяла за правило никогда не общаться на личном уровне со своими клиентами.
— Но, мисс Берне, мне хотелось бы считать себя больше чем клиентом.
Она помедлила, не понимая пока, к чему ведет этот разговор, но чуя опасность. Изобразив легкое сожаление, она сказала:
— Вы забываетесь, мистер Киттеридж. О вас говорит весь город… вы доверенное лицо губернатора, представитель аристократии… а я даже добропорядочной женщиной не считаюсь. Вам не следовало бы быть здесь со мной. — Она повернулась к экипажу.