Когда не нужны слова

Бристол Ли

Мадди, опасаясь, что не сможет говорить, кивком головы подтвердила согласие.

Эш помедлил еще мгновение, глядя на нее скорее с любопытством, чем с удовлетворением. Ей показалось, что он хочет сказать еще что-то. Но он лишь улыбнулся, поклонился и ушел.

Мадди, готовясь лечь спать, убеждала себя, что поступила правильно. Но в ту ночь кошмар снова потревожил ее сон.

В Роузвуд они прибыли в сумерках. К главному дому усадьбы вела длинная узкая подъездная дорожка, обсаженная с обеих сторон высокими пальмами. Сам дом представлял собой невысокое, широко раскинувшееся строение из розового кирпича с четырехгранными белыми пилястрами и портиками с обеих

сторон. Ряды высоких окон на обоих этажах были снабжены белыми ставнями, которые можно было открыть, чтобы впустить освежающий ветерок, или быстро закрыть, если вдруг начнется тропический ливень. Это был очень приятный на вид дом, который мало чем отличался от таких же графских усадеб в Англии, по образцу которых и был построен.

Мадди едва замечала изменяющийся пейзаж местности, по которой они проезжали, и почти не видела того, что показывал ей по дороге Эштон, но вдали на горизонте всегда маячили в дымке Голубые горы. Вот, вспугнутая грохотом их экипажа, взлетела с ветвей эвкалипта стая жирных белых какаду; вот вразвалку перешел дорогу перед их экипажем пыльный коричневый коала…

Она старалась быть вежливой, кивать и улыбаться в нужные моменты, даже время от времени задавать умные вопросы, но напряжение совершенно вымотало ее. Ее мысли были заняты графом Уинстоном и Эшли Киттериджем и той угрозой, которую эти двое представляют для всего, что дорого ей. Что она сделала? Попала из огня да в полымя? Она с ужасом думала о том, что ее ждет впереди. Но у нее не было выбора. Она должна сделать все, что необходимо для того, чтобы спасти себя и Джека. Она обязана сделать все необходимое.

Эштон приказал разгрузить ее багаж и проводил ее наверх в просторную комнату, где для нее был приготовлен холодный ужин.

— Завтра я покажу вам поместье, — сказал он. — Поездка, наверное, утомила вас, и вы хотите отдохнуть.

Мадди непослушными пальцами развязала ленты дорожного капора и, собравшись с духом, спросила, с трудом подбирая слова:

— Должна ли я… следует ли мне ждать вас?

Он на мгновение смутился, потом с совершенно непроницаемым выражением лица сказал:

— Разумеется, нет. Мы оба очень устали. Спокойной ночи.

Она настолько устала, что лишь самую малость удивилась тому, что ей так повезло, и уж конечно, ей было не до того, чтобы анализировать странный взгляд Эштона, когда он, поклонившись, покидал комнату. Едва прикоснувшись к ужину и отхлебнув глоток-другой вина, она долго стояла у окна, прислушиваясь к звукам, издаваемым незнакомыми птицами и животными. Они напомнили ей, как далеко она находится от всего, что ей знакомо, и ей стало одиноко.

Она задула свечу и улеглась в постель под гомон и уханье, все еще доносившиеся через окно, из-за которых она беспокойно металась во сне. Ей снился мышонок, пробиравшийся сквозь щель в скрипучих досках судна в поисках пищи и безопасного местечка, где было бы можно спрятаться. А в темном углу притаилась огромная желтая кошка с узкими голубыми глазами, и Мадди начала плакать, а сердце ее бухало в такт движениям испуганно мечущегося мышонка, который безуспешно пытался найти выход.

Потом вдруг она сама превратилась в мышонка. Нет, она была тринадцатилетней девочкой, прижатой спиной к стене, а узкие голубые глаза принадлежали совсем не кошке, а матросу, который повалил ее на палубу судна и грубо хватал за груди и обнаженные бедра. Потом физиономия бородатого матроса превратилась вдруг в ангельски красивое лицо графа Уинстона. Она сопротивлялась, он больно ударил ее, а где-то вверху так раскричались птицы, что это было похоже на женский крик.

Этот женский крик был ее собственным голосом, прерывающимся от нехватки воздуха, потому что безжалостные руки сдавили ей горло.

Она резко поднялась, села в постели и увидела перед собой встревоженное лицо Эштона Киттериджа.

— Мадди… мисс Берне… с вами все в порядке? — хриплым от волнения голосом спрашивал он.

Мадди снова опустилась на подушку, дрожа и обливаясь потом от пережитого ужаса. Она тяжело дышала и даже не всхлипывала, а попискивала, как мышонок.

При слабом свете свечи, которую Эш торопливо зажег на столике возле ее кровати, она смутно видела его лицо. Волосы у него были взлохмачены, рубашка расстегнута до пояса. Похоже, он тоже готовился лечь спать. Его появление казалось Мадди продолжением сна, и она на мгновение запуталась, не зная, где сон, а где явь. Она лишь понимала, что он появился здесь, словно рыцарь, спасающий ее от чудовищ, и ей хотелось спрятаться у него на груди, где она будет в.безопасности.

Постепенно она овладела собой, хотя все еще тяжело дышала.

— Извините, — дрожащим голосом сказала она, отбрасывая упавшие на лицо пряди волос, — мне приснился глупый страшный сон.

— Думаю, не такой уж глупый, если так сильно напугал вас, — улыбнулся Эш. — Наверное, все объясняется тем, что вы очень устали и почти не ели. Моя служанка сказала, что вы едва притронулись к ужину. Позвольте, я чем-нибудь покормлю вас сейчас?

— Не надо, прошу вас. Я и без того вас обеспокоила, но теперь со мной все в порядке.

— Не говорите глупостей, — решительно заявил он. — Вы бледны как полотно. Позвольте, я принесу вам хереса.

Он подошел к столику, на котором стояли бокалы, графин, ваза с экзотическими фруктами и букет ярко-красных цветов. Мадди была тронута его заботой и гостеприимством. По приезде она не обратила внимания на этот столик, занятая своими мыслями. Очевидно, он заблаговременно отправил гонца в Роузвуд, чтобы там приготовились к ее приезду.

Она заметила, что он босой, а это еще раз подтверждало, что он уже собирался лечь спать. Если бы не ее состояние, она смутилась бы, заметив, что он полуодет, но сейчас не обратила на это внимания.

Он налил херес, вернулся к ней и, откинув сетчатый полог, уселся рядом.

— Вот то, что вам нужно! — сказал он, протягивая ей бокал. — Выпейте.

Мадди неуверенно улыбнулась и взяла бокал обеими руками. Эш показался ей сейчас более сильным и более властным, чем раньше. Здесь он находился в своей среде, и это придавало ему уверенности в себе и значимости, так что его присутствие было невозможно игнорировать. А может быть, все объяснялось тем, что он сидел так близко и свет свечи обрисовывал тренированные мускулы его торса, поблескивал на золотистых волосах и делал более глубоким взгляд его серых глаз. Чувствовалась во всем этом какая-то интимность, чуть ли не обещание продолжения, а это могло оказаться очень опасным.

Мадди поспешно отвела взгляд от его обнаженной груди и отхлебнула вина. Щеки у нее разгорелись, и она инстинктивно поправила ночную сорочку на груди и плечах. Она старалась совсем не смотреть на него и не знала, что сказать.

Заметив ее лихорадочные попытки прикрыть себя, Эш понял, что надо уходить. Но никакая сила не смогла бы заставить его покинуть ее в этот момент. Услышав ее крики, он испугался, но теперь страх прошел, уступив место восхищению и желанию.

С тех пор как он встретил ее, она казалась ему далекой и недоступной — тайной, притягательная сила которой в том и заключалась, что она была для него недосягаемой. Но сейчас, когда она сидела среди сбившихся простыней, с темными волосами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам, во взмокшей от пота ночной сорочке и с глазами, округлившимися от недавно пережитого страха, она показалась ему реальной и, пожалуй, впервые уязвимой, нуждающейся в защите и очень близкой.