Когда отцветают травы
Шрифт:
Когда Тася поднялась и умылась, бабка уже поставила самовар и затопила печь. Она всё делала бесшумно и быстро, тенью передвигаясь по избе и позёвывая.
За завтраком Пестунов сказал:
— Этих дятлов я сегодня с крыши шугану!
— Каких дятлов?
— Ну, тех, что крышу дранью кроют.
— Правда? — вырвалось у девушки. — Как вы их сгоните? — Она недоверчиво посмотрела на объездчика.
— За плуг поставлю. Хватит бабам мучиться.
Тася подумала, что Пестунов сказал это несерьезно. Но объездчик всем своим
После завтрака Пестунов неторопливо насыпал в кисет махорки и сказал:
— Пошли!
На улице раздался дружный перестук топоров. Было и в самом деле похоже, что несколько дятлов долбят кору на дереве. Пестунов, подойдя к избе, поднял голову и крикнул:
— Здорово, дятлы!
Из-за стропил показалась голова рыжебородого Гвоздева.
— Чего сказал, Степаныч?
— Я говорю, здорово, дятлы!
Гвоздев неохотно обронил сверху:
— Здравствуй…
— Сошли бы с крыши, потолковать надо, — объездчик сел на бревно.
— Некогда, — опять обронил Гвоздев и, поплевав на руки, несколько раз стукнул топором.
— А ну, слезайте! — повелительно крикнул Пестунов. — Да побыстрее!
Гвоздев выразил на лице недоумение, поморгал глазами, что-то сказал своим товарищам, и все трое лениво спустились вниз.
— Что, Степаныч, бригадирство принял? — спросил Гвоздев, покосившись в сторону агронома.
— Принял. Время горячее, сеять надо, потому и пришел за вами.
— У нас технорук есть. Мы полеводу не подчиняемся, — пробасил Гвоздев, заправляя рубаху в штаны. — Наше дело — лесохимия…
— А вы, может быть, не члены колхоза? — усмехнулся объездчик.
— Члены-то члены, да ведь и промысел — тоже дело колхозное.
— Где у вас промысел? На крыше? — Пестунов встал, натянул козырек кепки на лоб. — Есть распоряжение председателя: мне принять бригаду, а вам идти на пашню.
Гвоздев переглянулся с товарищами и покосился на недокрытую крышу.
— Надо бы кровлю докрыть, вдруг дождик. Сегодня ночью уж немного попрыскал…
— А для пашни дождь не помеха, по-твоему? — наседал Пестунов.
— У меня же баба пашет, — неуверенно проговорил Гвоздев.
Товарищи его молчали, ожидая, чем окончится разговор, и излишне сосредоточенно, с чувством некоторой неловкости, раскуривали цигарки.
— Не жалеете вы своих жен. Самую тяжелую работу на них взвалили! Для женщин и так бы нашлось дело — семена перелопачивать, бороновать, сеять, с рассадой у парников возиться.
Гвоздев хмуро посмотрел на Пестунова и покачал головой:
— Изменился ты, Степаныч. Али агрономша тебя перевоспитала?
Все посмотрели на Тасю, которая, волнуясь, перебирала в кармане пшеничные зерна.
— Это неважно, — сказал объездчик. — Собирайтесь в поле. Я скажу конюху, чтобы подготовил вам лошадей.
Гвоздев подумал и сказал упрямо:
— Не пойдем.
— Отчего же? — Пестунов шагнул к нему.
— Нет выгоды в поле работать. В лесу по сотне в месяц выгоняем.
— Тьфу! — сердито сплюнул Пестунов и собрался сказать что-то злое, крепкое, но тут из-за угла избы вышел председатель Матвей Ильич. Увидев его, все замолчали. У Таси отлегло от сердца: она была искренне рада появлению в эту трудную минуту председателя колхоза. Яшкин подошел к ним торопливой походкой, озабоченный, как всегда быстрый, с разметавшимся чубом. Поздоровался, заметив в тени на обрубке дерева туесок с водой, напился и только тогда спросил:
— Чем занимаетесь?
Тася подошла к нему и пояснила:
— Пестунов бригадирство принял, а вот этих товарищей не может уговорить, чтобы начинали пахать.
— Так, — сказал Яшкин. — Когда принял?
— Сегодня, — ответил объездчик.
— Ну, а вы что же? В такое время вздумали крыши крыть? — Меня по два раза в день к телефону вызывают, спрашивают, когда кончим сев. А с такими работягами кончишь, пожалуй, к покрову и урожай снимешь сам-один! Не стыдно вам? Во всех бригадах люди как люди, а здесь…
Гвоздев шумно вздохнул и с размаху вонзил топор глубоко в бревно.
— Не горячись, Матвей Ильич. Пойдем пахать. Мы ведь понимаем… Пошли, мужики. Потом свое дело довершим.
Когда колхозники вместе с бригадиром ушли на конюшню, Тася рассказала председателю о своих делах. Он слушал внимательно и покачивал головой,
— Действительно, дятлы… Метко сказано! — Он снял кепку, достал из кармана серый измятый платок и вытер вспотевший лоб.
— А как дела в других бригадах? — спросила Тася.
— Там лучше, — ответил Яшкин. — Через два-три дня яровые кончим сеять. — Он стал вдруг озабоченным, посмотрел на солнце, которое стояло уже довольно высоко, и сказал:
— Пошли в поле.
Тася едва поспевала за ним, а Матвей Ильич рассказывал, что в первой бригаде посеяли всю пшеницу, что в колхоз приехал секретарь райкома Романов, который помог достать несколько центнеров сена для лошадей у соседней лесозаготовительной организации, и что сам он вчера ездил в РТС.
Все это Яшкин говорил на ходу, ловко перемахивая через канавы. Тася несколько раз отставала от него и не без труда догоняла.
На краю овражка председатель остановился:
— Ты иди к огородникам. Там без тебя запарились. Я теперь этой бригадой займусь основательно, дня два побуду. — Он опять достал платок и вытер лицо. — Семена смотрела?
— Смотрела. Вчера сама перелопачивала пшеницу. Хорошие семена.
— Ну, иди. Дела у нас невпроворот.
Тася несколько секунд постояла, как бы колеблясь, потом попрощалась и повернула обратно. Председатель вдруг крикнул:
— Постой!
Он подошел к ней и, сжав крепкой рукой плечо девушки, заглянул ей в глаза: