Когда отцветают травы
Шрифт:
— Здравствуйте, Петр Семенович, — ответила она. — У меня к вам дело.
— Дело? — удивился Пестунов. — Погоди, потолкуем, я вот только рыбу отнесу.
Вернувшись из избы, Пестунов сел на крыльцо. Тася стояла, прижавшись спиной к перилам.
— Я пришла вас спросить, когда вы возьметесь за работу? — сказала Тлея, стараясь придать своему голосу официальную строгость.
Пестунов помолчал, свернул папиросу.
— Если имеете в виду бригадирство, так я сказал, что бригадиром не буду.
— Почему?
— Какой же из меня бригадир? Я лесник,
— От работы в лесу вас освободили.
— Снова назначат. Объездчики не грузди, не растут под деревьями.
— Нет, не назначат, — Тася покраснела от волнения. — Принимайте бригаду, иначе будет плохо.
Объездчик пренебрежительно усмехнулся и посмотрел на прошлогоднее чучело, размахивающее на огороде драными рукавами.
Тасе были хорошо видны прищуренные, настороженные глаза Пестунова, его жесткий небритый подбородок, потрескавшиеся от вешнего ветра губы.
— Председатель послал? — спросил он, не глядя на девушку.
— Да. И сказал, чтобы вы немедленно принимали бригаду.
— Не приму, — объездчик вдруг опустил голову, набычившись, поднялся со ступеньки и ушел в избу.
Тася некоторое время стояла в нерешительности, потом пошла за ним. Бабка собирала на стол завтрак. Пестунов вытряхивал из кошеля рыбу на рядно, разостланное на полу.
— Сказал не приму, — упрямо повторил Пестунов. — И ходить нечего. Так и передай председателю.
Тася побледнела от досады, глаза ее сузились негодующе.
— Так… — с усилием выдавила она из себя только одно слово, резко повернулась и вышла, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
Она постояла на крыльце, зачем-то прислушиваясь к голосам за дверью, тяжело вздохнула и нехотя побрела через двор объездчика.
За деревней на косогоре, поделив участок на загоны, пахари — их было четверо и все женщины — поднимали плугами пласты суглинка. Иногда та или иная взмахивала кнутом и голосисто покрикивала на лошадь.
С виду женщины казались очень сердитыми, и Тася подошла к ним с опаской. Женщины, увидев агронома, прекратили работу и собрались в кружок на меже передохнуть.
— Садись, агроном, — деловито предложила Мария Анисимовна Прокофьева, невысокая, чернявая и белозубая. Когда она говорила, нервно размахивая рукой, у нее сверкали зубы и белки карих глаз.
— Присаживайся, поговори чего-нибудь, — глуховатым голосом добавила Анна Тихоновна, колхозница лет сорока с серым морщинистым лицом и мужскими руками. — У нас редко начальство бывает.
Тася села на кочку, заросшую прошлогодней сухой травой.
Устало поправляя растрепавшиеся пряди волос, перевязывая узелки выцветших от солнца пестрых платков, женщины переводили дыхание и не спеша доставали из корзинок еду. Тася смотрела на их потные лица, запачканные глиной сапоги, натруженные жилистые руки и думала о том, что нелегко этим женщинам обрабатывать тяжелую, насыщенную вешней влагой землю.
— Наши муженьки крышу кроют, а пахать нам, бабам, на долю досталось, — вздохнув, сказала Тихоновна.
Все оглянулись на деревню. На крайней избе под солнцем поблескивала свежая дранка, наструганная из поленьев. Тася увидела, как на крыше работало трое мужчин. Отсюда они казались маленькими, похожими на ребятишек-озорников, забравшихся погреться на солнцепеке.
— Надо позвать их пахать, — сказала Тася.
— Позовёшь! Упрямые, как козлы, — с досадой ответила Прокофьева. — Мой тоже на крыше ползает. Иди, говорит, паши, а я займусь кровлей… Вот и трудись за него, медведя. Работа такая — аж руки болят. Тьфу!..
Тихоновна развязала свой узелок и достала хлеб.
— Бригадира нет, всё хозяйство развалилось, — сказала она с горечью. — Задорин пьянствует. А этот лесничий, чтоб ему, рыбку ловит! Председатель и ухом не ведет. В бригаде уж два дня не был.
Тася сосредоточенно сдвинула брови. В словах колхозниц она услышала укор. Ведь именно ей председатель поручил заставить Пестунова принять бригаду, а она не выполнила задания. Она решительно встала и, затянув потуже концы косынки, сказала:
— Сейчас я заставлю их работать.
Женщины недоверчиво посмотрели на ее юное лицо с облупившимся носом и заулыбались покровительственно:
— Ну-ну, попытай счастья.
Тася решительно зашагала по прошлогодней стерне. Вдогонку ей крикнули:
— Возьми шест подлиннее да шестом их с крыши-то турни!
Шагая снова в деревню, девушка размышляла о том, что совсем не такой представляла она работу в колхозе. Она думала, что будет проверять на всхожесть семена, следить за правильным чередованием посевов, заниматься удобрениями, известкованием почвы — и уж никак не объездчиком Пестуновым, и не мужчинами, которые вместо того чтобы пахать, лазят по крышам. Она простодушно считала, что колхозники будут повиноваться каждому ее распоряжению, беспрекословно выполнять всё, что она скажет.
Она подошла к избе, крышу которой перекрывали «лесохимики». Вокруг избы валялись старые доски, щепа, разный хлам. Тася услышала сверху предостерегающее «берегись!» — и к ногам ее шлепнулась обросшая мхом полуистлевшая тесина. Девушка поглядела вверх на колхозника, прибивающего гвоздями дранки у самой стрехи.
— Что, агрономша, помогать пришла? — весело крикнул тот.
— Слезай! — приказала Тася.
— Зачем? — колхозник остановил руку с занесенным молотком. — Аль случилось что?
— Разговор будет, — решительно сказала девушка. — Слезайте все! Прекращайте работу!
Наверху стали переговариваться, из-за стрехи выглянула голова с усами, потом другая без усов, затем трое нехотя по шаткой лестнице спустились вниз. Сели на бревно, полезли в карманы за кисетами.
— Беседовать насчет агрономии пришла? — спросил Гвоздев, рыжебородый и краснолицый в выцветшей рубахе, прилипшей от пота к лопаткам.
— Когда пахать будете? — спросила Тася.
— Пахать? — удивился Гвоздев, — зачем нам пахать, мы лесохимики!
— Вы члены колхоза. Неужели не видите, что пашут одни женщины? Ведь им трудно!