Когда отступать некуда, дерутся насмерть
Шрифт:
– Узнала… – Вахтерша все еще надеялась покончить дело мирным путем. – Но Андрей сам мне сказал, чтобы я никого к нему не пускала.
Компания притихла и засовещалась. Наконец кто-то поднял с земли камень и вышиб стекло в двери. Старуха ахнула, бросилась к телефону, стоявшему на столике, но не успела даже снять трубку. Парень уже стоял рядом с ней. Он схватил женщину за горло и принялся душить.
– Димон, кончай! – испуганно крикнула девица. – Ты же ее убьешь! Лучше возьми ключи!
– Ну, стерва… – парень выпустил свою жертву. – Если ты еще раз пикнешь – точно, убью!
Он отнял у ослабевшей старухи ключ и отпер дверь своим дружкам. Лифт был отключен. С гомоном и топотом компания поднялась на девятый этаж. Здесь перед ними воздвиглась другая преграда – запертая тамбурная дверь. Звонок, ведущий в квартиру Андрюхи, давно не работал. То есть сам звонок был исправен, но у Андрюхи уже два месяца, как отключили электричество. За квартиру, свет и телефон он не платил больше года. На собрании кооператива не раз мечтали выселить «этого подонка». Но квартира была не муниципальная, а частная, и досталась парню в наследство от матери. Его мать умерла от дифтерита совсем недавно. В больницу она не обращалась – никак не могла выбрать свободное время между запоями. Ее тело пролежало в маленькой комнате двое суток, прежде чем сын сообразил заглянуть к матери и поинтересоваться, как она себя чувствует.
Компания принялась нажимать звонки, ведущие в соседские квартиры. Во всех трех квартирах проснулись люди. Но никто не собирался идти открывать тамбурную дверь. Все прекрасно знали, что это пришли Андрюхины друзья. Люди притаились за железными дверями, и каждый готовился вызвать милицию.
– Суки, не открывают! – ругнулся предводитель, – Ладно, замок фиговый. Жендос, открой.
Жендос – в просторечии, Женя – вынул складной нож и в минуту справился с замком. В следующий миг компания уже била ногами в дверь Андрюхиной квартиры. У него у одного на площадке дверь была обычная, не укрепленная. Ему не от кого было прятаться, кроме себя самого.
– Андрюха! – заорала какая-то девица. – Ксенька! Подохли там все! Открывайте!
Минут пять в тамбуре стоял неимоверный шум. Наконец за дверью послышался слабый голос Ксеньки:
– Рехнулись, что ли…
Она приоткрыла дверь и уставилась на гостей. На ней не было ничего, кроме трусиков и старой белой майки. Девушка сощурила опухшие глаза и неприветливо пробормотала:
– Да идите на фиг… Мы спим.
– А мы нет! – Жендос нажал на дверь и без труда отпихнул Ксеньку в глубь квартиры. – Андрюха!
Когда компания наконец ввалилась в дверь, соседи перекрестились за своими стальными бастионами. Теперь их собственным дверям опасность не грозила. Правда, панельные стены свободно пропускали любые звуки, и вскоре все ближайшие соседи поняли, что в квартире Андрюхи слегка повздорили. Слышались мужские и женские голоса вперемешку, стук от падения чего-то тяжелого. Потом на кухне заурчал магнитофон с севшими батарейками – там начался праздник.
Компания тесно сидела вокруг маленького кухонного стола, освещенного несколькими свечами. На нем уже красовались две бутылки водки, чашки и стаканы, пепельницы и минимальная закуска – колбаса и яблоки. Андрюха был сильно не в духе. Его часто будили среди ночи, но на этот раз он проснулся с большим трудом. Парень подпер кулаком синеватую бритую голову и тупо уставился в стол. Жендос налил ему водки:
– Ты чего? Мы через всю Москву к тебе тащились, чтобы поздравить.
– А, на… – Андрюха лениво матюгнулся и взял стакан. Он выпил, не дожидаясь других. Его передернуло, он потянулся к сигаретам.
– А чего Ксенька не идет? – поинтересовался Дима. – Или она теперь гордая?
– Конечно, – протянула одна из девиц. – С такими деньгами… Мы ей теперь не компания.
– Да нет уже денег, – брякнул Андрюха.
– А где они?
– Пропили уже половину.
Компания захохотала.
– Что ж вы пили?! – заорал Жендос. – Три тыщи пропили?! Ну, блин, ты даешь…
– А, иди ты! – Андрюха отмахнулся. – Сам не знаю. И Ксенька не брала.
– Такты машину не купишь? – разочарованно спросила девица. – Так я и знала.
– А тебе какое дело до нашей машины?! Что ты клеишься к моему мужу?! – Никто и не заметил, как в кухню вошла хозяйка дома. Она подвинула к столу табурет и уселась. – Налей мне, Андрей.
– Тебе хватит, – сказал он, не глядя на жену.
– Почему это?
– Потому. Сама знаешь, что беременная.
Ксенька молча потянулась к бутылке. И ей даже удалось ее взять. Но Андрюха вскочил, вырвал у нее водку и вышвырнул бутылку в приоткрытое окно. Было слышно, как она с глухим стеком раскололась об асфальт. Компания замерла.
– Валите все отсюда! – истерически закричал Андрей. – Все, на хрен, чтоб я вас тут не видел! Устроили бардак! Я хочу нормально жить!
Ксенька вскочила:
– Ты козел! Ты на мои деньги живешь, сволочь! Хочу – и пью! И они все пьют на мои деньги! Ты же сам им давал! Ты еще спрашиваешь, куда деньги делись?! Ага, купишь ты «Хонду»! Все пойдет дружкам твоим! Я работаю на толпу! На толпу!
Тут уже никто не мог сдержаться. Стаканы, окурки, яблоки – все полетело со стола, девчонки с визгом кинулись вон, а парни вооружились, кто чем успел. Из девушек на месте битвы осталась одна Ксенька. Она снова сидела на табурете, мотая голыми ногами, и истерически хохотала.
– Блядь! – Андрюха приподнял ее за плечи и швырнул к стене. – Иди оденься! Ходишь тут перед всеми, как последняя…
– А она и есть блядь, – рассудительно сказал Дима. – Ты что, не знал? Когда тебя забрали на пятнадцать суток, мы все ее трахали. Так что, может, ребенок не твой.
– Отдай мои деньги! – завизжала Ксенька, кидаясь к мужу. – Отдай, я уйду! Я не могу больше с тобой жить! Ты обещал, что они сюда не придут! Ты обещал! Ты – слизняк!
Больше она ничего сказать не успела. Девчонки, притаившиеся в большой комнате, услышали ее отчаянный крик, а потом – плач. Парни умолкли. Наконец одна из девиц заглянула в кухню и отшатнулась. Ксенька сидела на полу, скрючившись, и зажимала руками окровавленное место на белой майке. Андрюха стоял над ней, растерянный и как будто протрезвевший. Остальные парни потихоньку собирали с полу закуску и уцелевшие стаканы. Вторая бутылка водки тоже не разбилась. Ее-то они и начали разливать по стаканам.