Когда отступать некуда, дерутся насмерть
Шрифт:
– Нет, я отсюда уже не выйду, – Ксенька справилась с собой. – Пусть не надеются. Все, на фиг…. Пропали твои денежки.
Настя молчала.
– Слушай, – Ксенька повернула к ней опухшее от слез и лекарств лицо. – Я не знаю, сколько там осталось. Может, тысячи две еще… Попробуй забрать. Хотя у кого там брать? Андрюху-то забрали, из-за меня. А кто деньги прибрал – понятия не имею.
– Да не волнуйся ты, – Настя взяла ее за руку. – Забудь про эти деньги.
– Ага, забудь… Знаешь, как обидно?! – Ксенька закрыла глаза и помолчала. Потом чуть слышно спросила: –
– Может, хватит об этом? – Настя убрала руку. От волнения ее передергивало. – Все давно забыто.
– Да погоди… – возбужденно перебила ее Ксения. – Я тебе правду тогда говорила – я не помню, чтобы ее била ножом.
– Ну, не помнишь и не надо! – попыталась успокоить ее Настя, но та не слушала:
– Вот вылетело из головы, и все. Нож был у меня, а зачем он был – не помню. Я так и следователю говорила. А вот сейчас, когда меня саму порезали, я, знаешь, вспомнила. Не знаю, как так получилось, но теперь помню все. Меня к ней притиснули, повалили на снег. И эта стерва – что я ей сделала?! – как схватит меня за волосы! Морда крысиная! Больно было – сил нет! А этот чертов нож у меня под боком лежал. Ну, клянусь – все само вышло!
– И у меня тоже… Само… – еле слышно призналась Настя.
– Она сволочь была, нечего ее жалеть, – резко сказала Ксенька. – Все из-за нее. Да и Лерка виновата. Это же она тогда захотела остаться потанцевать после выступления. Мне вообще надо было домой. Ты говоришь, Лерка умерла?
– Умерла.
– Я тоже умру. Вот глупо получается… – Ксения, видно, устала. Она снова закрыла глаза и отвернулась к стене. – Ладно, иди. Не приходи больше. И скажи там сестре, что мне больно! Где она шляется?! Пусть укол сделает.
Настя молча встала и вышла из палаты.
Дома ее сразу разоблачили. Как только открылась заново обитая дверь, мать принюхалась и изумленно спросила:
– Чем это от тебя несет?!
– А чем? – Настя понюхала рукав блузки и поморщилась. Все одежда крепко пропахла больницей. Врать ей не хотелось, и она уклончиво сообщила, что навещала в больнице беременную подругу из магазина.
– Ладно, – мать сменила гнев на милость. – Иди поешь. Кажется, с обменом наладится. Я же говорила – всех отпугивала дверь!
Но по-настоящему обмен наладился только в середине мая. Насте казалось, что время тянется очень медленно. Может, потому, что ничего страшного с ней больше не происходило. Мать бегала по инстанциям, собирала документы для обмена. Отец искал работу для Насти. Настя занималась воспитанием сына. Они несколько раз ходили в зоопарк, в Парк Горького, катались по Москва-реке на прогулочном теплоходике. Потом прогулки кончились – Настя занялась упаковкой вещей. Близился переезд.
Витя нагрянул внезапно – без предупреждения, без звонка. Настя выскочила в коридор с бечевкой в зубах, пытаясь
– Привет, – парень бочком протиснулся в квартиру. – Надеюсь, можно?
Настя почему-то покраснела. Но не от смущения, а от неприязни. Зато мать среагировала приветливо. Она провела блудного зятя на кухню, усадила, предложила чаю.
– Я хочу с Настей поговорить, – признался тот, отказавшись от угощения.
– Ты что – алименты принес? – поинтересовалась Настя, когда мать оставила их наедине.
– Не в алиментах дело, – Витя достал бумажник. – Я, конечно, готов помогать…
– Какой молодец! – Настя вырвала у него бумажник и шлепнула его на стол. – Убери свои гроши! Ты мне не муж, и можешь алиментов не платить!
– Настя, может, хватит?! У Мартына моя фамилия!
– Ну и пусть будет твоя, – резко ответила она. – Хорошо если он больше ничего от тебя не унаследует.
Витя раздраженно сказал, что Настя никогда его не понимала. Что он пропал вовсе не потому, что испугался неприятностей. Что он никогда не верил, что у Насти могут быть неприятности из-за магазина. У него тогда просто кое-что случилось. На работе. Он не хотел подставлять Настю и ребенка и решил на время уйти. Другого выхода не было. Девушка выслушала его молча. Только когда он вынул из бумажника деньги, она заявила:
– Этого маловато.
– Ничего, хватит! – Витя уже плохо владел собой. – Еще торгуешься! Я все равно не вижу сына! Вот когда будешь со мной нормально общаться – дам больше!
Родители прибежали на кухню, услышав грохот бьющейся посуды. Настя успела разбить всего пару чашек, а потом перешла к швырянию более эффективными и экономичными вилками и ножами. Больше всего отца с матерью поразило то, что Настя при этом хохотала. А Витя, стряхнув с себя прилипшую заварку, сообщил, что ей пора лечиться. С этими словами он покинул квартиру, не сказав, когда придет опять.
А вечером того же дня мать позвала Настю к телефону.
– Мужчина! – шепотом сообщила она, передавая трубку. – Это не Витя.
И еще прежде, чем Настя услышала голос, она догадалась, кто звонит. Этого звонка она ждала давно – с тех самых пор, как дала Сергею этот телефон во время последнего разговора.
– Ну, Анастасия, привет, – сказал Сергей. – Как у тебя дела?
– Нормально, – Настя покосилась на мать. Та деликатно исчезла в комнате.
– Нормально или хорошо? – уточнил Сергей. – Почему голос грустный?
– Да так. Приходил тут один знакомый дурак… – призналась Настя. – А дела в порядке. Мы скоро переедем, уже сидим на вещах. Вы вовремя позвонили.
– Это хорошо, что вовремя, – довольно сказал он. – И правильно, что переезжаете. Новый дом – новая жизнь. Значит, ты успокоилась? Не хочешь встретиться? Надо же обмыть победу.
– А кто победил? – поинтересовалась Настя.
– Ну, скажем, я. Да и ты тоже, если подумать.
В его голосе она услышала какие-то новые нотки. Самодовольные или игривые – она никак не могла понять. Прежний деловитый тон ей нравился больше.