Когда отступать некуда, дерутся насмерть
Шрифт:
– Сейчас! Сейчас!
Из-за стены послышался голос матери:
– С ума вы посходили!
Так начинался новый день.
Прошло несколько тихих, наполненных домашними заботами дней. Насте казалось, что время вернулось вспять, на несколько лет назад. Отец спокойно уходил на работу, не опасаясь за свою семью. Мать готовила обед, а потом до вечера смотрела телевизор. Настя выгуливала во дворе Мартына. Мартын хлопотал больше всех – его автопарк разросся, как никогда. Кроме обещанного грузовика, Настя купила ему пиратский корабль с целым
Соседи посматривали на Садовниковых косо. Особенно на Настю – она каждый раз сжималась, проходя мимо лавочки, где сидели старухи. А ведь она сама подмела асфальт возле своего подъезда, протерла дверь, чтобы как-то исправить разрушения. Но бабки были неумолимы. Ее обсуждали и осуждали, и Настя молилась, чтобы мать поскорее нашла вариант обмена.
– Нет, пока отец не сделает новую обивку, никто сюда не поедет, – вздыхала мать, после того как очередной вариант обмена срывался. Всех отпугивала изрезанная входная дверь квартиры Садовниковых и обожженный звонок. – Ведь сразу видно, что мы переезжаем из-за хулиганов.
Накануне выходных отец купил дерматин, а в воскресенье занялся обивкой. Настя проводила время во дворе. В конце холодного апреля неожиданно наступила совершенно летняя жара. Девушка сидела на бортике песочницы, закатав повыше шорты, и загорала. Мартын играл с друзьями, щедро поделив между ними свои новые машины. «По крайней мере, он нежадный!» – подумала Настя, поправляя солнечные очки.
И тут она увидела знакомую фигуру. Во двор вошла щуплая, бледная девица в нелепом фиолетовом платье. Девица неуверенно подошла к Настиному подъезду, огляделась, увидела Настю… Замялась и вдруг пошла прямо к ней.
– Чего тебе еще надо?! – Настя вскочила, как только та подошла ближе. – Я кому сказала – чтоб вас тут не было!
– Да погоди, – девица держалась как-то странно, неуверенно. От ее прежней наглости не осталось и следа. – Понимаешь, Ксеньку зарезали.
И поскольку Настя не отвечала – у нее перехватило горло, девица продолжала уже спокойней:
– Из-за твоих бабок, между прочим. Из-за тебя.
– Слушай, – у Насти вдруг прорезался голос. – Это не мое дело, кто и почему ее зарезал… Уйди. Исчезни, я вам достаточно заплатила! И больше у меня ничего нет!
– Да ладно, – девица воровато стрельнула глазами по сторонам. – У тебя нет сигареты?
Настя протянула ей пачку. Она и сама закурила, хотя старалась не делать этого при Мартыне. Бабки возле подъезда примолкли и внимательно разглядывали девушек. Настя понимала, что в этот миг окончательно гибнет ее репутация.
– Деньги все равно бы пропили, – хрипло сказала девица. – Тебя Настя зовут? Меня Люда. Короче, не в этом дело. Ксенька в больнице, я там была. Она тебя видеть хочет.
– Зачем? – грустно спросила Настя. – Нет, я не пойду.
– Слушай, она же, наверное, умрет, – возмутилась девица. – Потом пожалеешь, что не пришла.
Настя очень сомневалась, что пожалеет об этом. Но Люда уже протянула ей какой-то клочок бумаги:
– Тут адрес больницы. Ну, не будь сволочью, съезди, пока к ней еще пускают! Она в хирургическом отделении, одиннадцатая палата. Пускают с двух до четырех.
Она убедилась, что Настя положила листок в карман, попросила еще одну сигарету и удалилась. Об этом визите Настя никому из родителей не сказала. Мартын тоже не обратил на девицу внимания. Вот если бы пришел Андрюха, мальчик бы его узнал. Он был злопамятен.
А на другой день Настя объяснила матери, что хочет наведаться на свою старую работу, в сгоревший магазин.
– Хочу посмотреть, что от него осталось, – сказала она. – Интересно, куда делись девчонки?
Мать просила взять Мартына с собой – она не очень любила няньчиться с ним в одиночку. При Насте мальчишка вел сюда куда пристойнее, чем при бабушке. Но Настя убедила мать, что вернется быстро, и уехала одна.
И, только облачившись в белый халат, выданный ей в гардеробе, Настя вспомнила, что ничего с собой не взяла. «Ну и ладно! – в сердцах подумала она. – Я достаточно ей заплатила, чтобы еще таскать передачки. Обойдется!» В ней все больше закипала злость. Ее все раздражало – и крепкий больничный запах, сразу впитавшийся в одежду, и унылые фигуры, шатающиеся по коридору, словом – все.
Одиннадцатая палата располагалась в конце длинного коридора. Настя брезгливо взялась за облупленную ручку и приоткрыла дверь.
В палате стояло шесть кроватей. На них сидели и лежали женщины – преимущественно пожилые. Посетителей тут еще не было – Настя пришла первой.
– Ксеня, это, наверно, к тебе! – сразу воскликнула дама в бордовом халате. – Подружка пришла!
Настя переступила порог и увидела Ксению. Та лежала у самой двери, отвернувшись к стене. Под кроватью сиротливо стояли новенькие, видимо, ни разу не надеванные тапочки. На тумбочке, среди лекарств – бутылка воды, коробка конфет, жвачка. Все это – нетронутое, нераспечатанное. Ксения тихонько заворочалась, повернула голову, встретила взгляд своей гостьи.
– Стульчик возьмите, – посоветовала Насте дама в бордовом халате. – Вот этот целый.
Настя подсела к кровати. Сказать ей было нечего. Она удивлялась, зачем Ксенька просила ее прийти. Зачем им говорить? О чем? Как? Но злобы она больше не испытывала.
– Надо же, пришла, – Ксения скривила губы. – Ладно. А я тут подыхаю.
Настя через силу выдавила:
– Перестань, поправишься.
– Ага, щас! – В голосе Ксеньки послышалась слеза. – Нет, это полный пипец… Ты знаешь, кто это меня уделал? Муж.
– За что? – Настя наклонилась поближе, чтобы не подслушали соседки.
– Ни за что. Он же псих. Ему там ляпнули, что ребенок не от него, а он завелся. Не меня надо было резать, а Димона…
– Какой ребенок? – изумилась Настя. – У тебя что – ребенок?
– Ага, щас! – Тут Ксенька и в самом деле заплакала. – Я беременна… Потому и подыхаю… Если бы не ребенок… А то, говорят, у меня не зарубцуется ничего… Больно, блядь, как…
Она резко отвернула голову и часто-часто задышала. Соседки сочувственно молчали.