Когда под ногами бездна (upd. перевод)
Шрифт:
Нет, ничто не заставит меня передумать. И не нужны мне «три дня на размышление» — Папа вместе с его великими планами может катиться к чертям собачьим!
Я вернулся в бар и осушил свой стакан в два глотка. Несмотря на возражения Жака и Махмуда, объявил, что мне пора. Поцеловал в щечку красавицу Хейди и галантно прошептал ей на ухо предложение весьма неприличного свойства (что делал всякий раз, уходя из их заведения), а она, как обычно, с польщенным видом отказала. Я направился обратно к Френчи, по дороге обдумывая, как лучше объяснить Ясмин, что не собираюсь становиться героем, «служить не принцам и царям, ставить более высокие цели», и что там еще напророчила электронная гадалка… Она, конечно, страшно разочаруется во мне и неделю не позволит залезть в трусики, но даже это лучше, чем валяться в темном
Да, оправдываться придется не только перед моей девочкой, но практически перед целым кварталом. Каждый — от Селимы до Чири, сержанта Хаджара и самого Фридландер-Бея — пожелает лично оторвать предмет моей мужской гордости. Но, как бы то ни было, решение принято. В конце концов, я свободный человек, и никто не заставит меня безропотно согласиться с такой жуткой участью, сколько бы красивых слов об общем благе и. моральном долге мне ни говорили. Все укрепляющие средства, которыми я сегодня обогатил организм — одна порция спиртного в «Серебряной ладони», две в заведении Френчи, плюс парочка треугольников, четыре «солнышка» и восемь паксиумов, — поддерживали мою решимость.
Где-то на полпути к Френчи ночь уже казалась мне прекрасной, воздух ласкающим, страхи исчезли, а тех, кто меня подзуживал вставить в мозг розетку, я мысленно спустил в бездонный колодец, куда не собирался никогда заглядывать. Пусть хоть трахаются друг с другом до упаду, наплевать. У меня своя жизнь и свои проблемы. Вот так.
11
Пятницу я назначил днем отдыха и восстановления сил. За последнее время моему бедному телу пришлось претерпеть немало обид от разных людей, включая друзей, знакомых, а также типов, с которыми я очень надеялся вскорости повстречаться где-нибудь в темном переулке. Главное достоинство Будайина — несметное множество подобных мест. Наверное, их создали специально, по заранее намеченному плану. Думаю, в одном из священных писаний найдется откровение, где говорится примерно так: «И поистине, для нужд особого рода дарованы вам темные переулки, где насмешникам и неверным станут в свой черед раскалывать черепа и разбивать в кровь их толстые губы, и сие будет приятно взору Господа, царящего на небесах». Черт его знает, откуда я взял это изречение. Не удивлюсь даже если оно приснилось мне ранним утром в первый из отпущенных мне Папой трех дней.
Итак, сначала за меня взялись Черные Вдовы; солидную лепту внесли шестерки Сейполта, Фридландер-Бея и лейтенанта Оккинга, ничем не отличавшиеся от их любезно улыбавшихся лицемерных хозяев; ночью состоялось короткое и не очень-то приятное свидание с психованным Джеймсом Бондом.
Коробочка, в которой я держал пилюльки, опустела; от былого богатства осталась лишь горстка розово-голубого порошка, который в принципе можно слизывать с кончиков пальцев, в надежде получить хоть на миллиграмм облегчения. Сначала я сожрал таблетки, содержащие опиум. С неимоверной быстротой исчерпал запас соннеина, приобретенного у Чириги и сержанта Хаджара — я прибегал к нему каждый раз, когда резкое движение истерзанной плоти вызывало новые волны боли. Потом я попробовал паксиум, маленькие сиреневые штучки, которые многие считают высшим достижением органической химии, Бесценным Даром, средством-от-всех-неприятностей; но вскоре они приносили не большее облегчение, чем, скажем, катышки верблюжьего помета. Но я прикончил и их, запив шестью унциями наилучшего успокоительного под названием «Джек Дэниелс» (Ясмин принесла бутылочку виски с работы).
Ладно, хватит хныкать: по крайней мере, остались еще сильнодействующие голубые треугольники. Вообще-то я не знал, имеют они болеутоляющий эффект или нет. Придется добровольно превратиться в подопытного кролика. Наука должна идти вперед! Я проглотил три штуки трифетамина. Эффект был поразительным с фармакологической точки зрения: примерно через полчаса моей главной и единственно важной заботой стало фантастическое сердцебиение. Я в панике начал проверять пульс и насчитал примерно четыреста двадцать два удара в минуту, но тут мое внимание отвлекли призрачные ящерицы, ползающие где-то совсем рядом… Наверняка и то, и другое мне почудилось.
Наркотики — твои друзья, обращайся с ними уважительно и бережно. Например, товарищей не выбрасывают в мусорную корзину, не спускают в унитаз. Если ты способен поступить так с близкими людьми (или с таблетками), то просто недостоин иметь ни тех, ни других. Лучше отдай их мне! Пилюльки — чудесная штука. Клянусь Аллахом, никогда в жизни не послушаюсь уговоров завязать с ними. Лучше уж откажусь от еды и питья — если честно, время от времени именно это я и делаю.
Пока что снадобья имели одинаковый эффект — отвлекали от действительности. В моем нынешнем состоянии реальная жизнь в любых ее проявлениях просто раздражала. Она казалась чем-то мрачным, зловонным, бесцеремонно вторгающимся в душу, устрашающе огромным… в общем, хотелось убраться от нее подальше.
Тут я вспомнил, что недавно приобрел у Полу-хаджа пару капсул той самой отравы, которую безумный американец Билл постоянно ( постоянно!) пропускает через кровеносную систему, не опасаясь потерять бессмертную душу. Больше никогда не сяду в его машину. РПМ действительно страшная штука; и что хуже всего, я заплатил наличными за право едва от нее не загнуться. Каждый раз, когда делаю что-то очень плохое, твердо обещаю исправиться и сам себя прощаю. Вот и теперь поклялся, что как только из меня выветрится РПМ (иншалла), честное слово, ни под каким видом…
Пятница в Будайине — то же, что суббота у евреев, время почивания от дел, но плохие мусульмане возвращаются после захода солнца на работу. Мы соблюдаем священный месяц рамадан, а городские фараоны и фанатики, окопавшиеся в мечетях, в день отдыха относятся к нам немного снисходительней. Они рады любому проявлению доброй воли у заблудших.
Ясмин отправилась в свой клуб, а я остался в постели с томиком Сименона. Впервые взял в руки его книгу лет в пятнадцать; еще одну раскопал, кажется, в двадцать. С тех пор мне попалась, наверное, пара-тройка его романов: когда речь идет о Сименоне, трудно сказать точно. Он выдает не меньше дюжины вариаций одного и того же сюжета, но у старины Жоржа столько сочинений-близнецов, что легче осилить их все, а потом рассортировать и расположить в более-менее рациональном порядке по темам: подвиг, который мне не по силам. Я просто начинаю читать его с последней страницы (если нашел перевод на арабский), или с первой (если текст по-французски), а когда спешу или слишком нагрузился своими друзьями-пилюльками — с середины.
Сименон. Почему я вдруг о нем вспомнил? Мысль должна привести к чему-то важному, к какому-то озарению… Сименон — Ян Флеминг. Оба знаменитые писатели, оба извлекали из глубин творческого сознания триллер за триллером, каждый в своем роде; оба давным-давно умерли, причем так и не узнав, как делать приличное мартини («взбитый, но не размешанный» — ну конечно, черта с два!). А от мистера Флеминга мы прямиком попадаем в объятия его создания, Джеймса Бонда. Человек с модиком агента 007 не оставил больше никаких следов пребывания в городе: ни окурков с золотыми кольцами вокруг фильтра, ни высосанного ломтика лимона, ни дырки от пули, выпущенной из «Беретты». Да, именно из нее он убил Богатырева и Деви. Это оружие предпочитал Бонд в ранних романах Флеминга, пока какой-то дотошный читатель не указал автору, что пистолет вообще-то «дамский» и не обладает серьезной убойной силой. Тогда Флеминг заставил своего героя перейти на небольшой, но надежный самозарядный «Вальтер-ППК». Если бы наш модик применил его, то здорово разворотил бы лицо Деви; «Беретта» проделала чистенькую дырочку, как в пивной банке. Взбучка, которую он мне задал — последний по времени подвиг 007, больше его не видели и не слышали. Думаю, парень не любит долго оставаться на одном месте — скучно становится …
Как я его понимаю… Но сейчас главное — выжить после той дряни, которую я проглотил. Какая там скука, если пульс выдает четыреста с лишним ударов в минуту! Клянусь жизнью моей бороды и могучими чреслами посланца Аллаха (да благословит Он его и да приветствует), мне нужно только одно — нормально выспаться! Но стоило прикрыть веки, и перед глазами начинали плясать черно-белые вспышки и проплывали гигантские пурпурные и зеленые существа. Я даже заплакал с досады, но они никак не хотели оставить меня в покое. Непостижимо, как Билл умудряется водить машину, когда с ним творится подобное.