Когда поёт Флейта Любви
Шрифт:
Хота, внимательно следивший за переменами в ее выражении лица, очень опечалился, увидев снова недоверие и боль. София решила не молчать, а задала вопрос:
— Ты не хотел признаваться мне, что ты и есть Хота, потому что это помешало бы твоей любви?
Парень недоуменно замер и ровным счетом ничего не понял.
— Не совсем! Все наоборот! Я не хотел признаваться тебе, что я и есть Хота, потому что ЛЮБОВЬ помешала бы МНЕ!
Наступила долгая пауза.
— Хорошо! — наконец, выдохнула София. — Я скажу прямо: я знаю
Хота растерялся. София знает, что они с Анитой брат и сестра?
— И что ты знаешь? — осторожно спросил он.
— Я все знаю! — с печальным вздохом произнесла София. — И не собираюсь мешать твоему счастью! Я же не бессовестная!
Хота совсем запутался. Чем же София может помешать ему в отношениях с сестрой? Он почесал затылок и просто не нашелся, что сказать. В его промедлении с ответом София узрела свою правоту и вздохнула еще печальнее.
— Хота! Я прощаю тебя! Я забуду свои обиды, обещаю! По сути, я ведь ни на что и не надеялась. Лишь бы ты не презирал меня и не стыдился меня, а то это по-настоящему больно!
Хоте ее слова показались такими печальными, что ему стало не по себе. Он чувствовал, что разговор свернул не в то русло. София устало потерла глаза, и он вспомнил, что она еще очень слаба. Хота уложил ее обратно на кушетку, зажег лампу, потому что на землю опускалась ночь, и принес в дом немного еды.
София лежала с закрытыми глазами и думала. По крайней мере, они смогут быть с Хотой друзьями. Это ведь хорошо! Можно будет улыбаться ему и иногда даже заботиться о нем… на правах друга.
— Друг — это лучше, чем никто, — пробормотала она, но в голове неизменно вертелся навязчивый и мучительный вопрос: «Почему Анита???».
— Нет! Я не буду его задавать! — говорила девушка внутри себя, — это некрасиво! Какой бы ни был выбор Хоты — это его ЛИЧНЫЙ выбор! Если я засомневаюсь в нем, я могу обидеть его! Но… почему именно она? Ведь так много вокруг женщин лучше нее!!!
София заерзала на кушетке и поняла, что не может больше лежать, несмотря на всю свою слабость. Она села. Хота как раз очищал сушеную рыбу, сидя за столом. Как только он закончил, он протянул ей кусок рыбы и хлеб. София поблагодарила и немного поела. Хота тоже принялся за еду. София периодически поглядывала на него, но тотчас же уводила взгляд. Это было так странно — быть сейчас с ним здесь, вместе ужинать, знать, что они, возможно даже, друзья…
Софии столь многое еще хотелось узнать о нем: почему его называют Леонардом Хоффманом? Какое он имеет отношение к семье миссионеров? Как он попал к пастору Моуди? Почему решил уйти от индейцев? Достаточно ли они близки, чтобы она могла беспрепятственно спросить у него обо всем этом?
Хота, все это время замечающий ее украдкой брошенные взгляды, не выдержал первым.
— София! Ты хочешь что-то спросить?
Она замерла и перестала даже жевать. Он что — мысли уже умеет читать?
— Откуда
Хота усмехнулся ее простоте. Она так сильно не походила на всех тех стандартно манерных девиц, которых ему пришлось повстречать за последние пару лет.
— Я вижу, что ты смотришь на меня, — столь же просто ответил Хота. София смутилась, но его простота ей в очередной раз понравилась.
— Ладно, — проговорила она, — тогда я спрошу у тебя кое о чем. Скажи, ты не будешь сердиться, если тебе не понравится этот вопрос?
Хота неожиданно рассмеялся. Она была такая необычная!
— Обещаю, что не рассержусь! — проговорил он сквозь смех, но София не разделяла его веселья. Все-таки вопрос был крайне серьезный!
— Хота! Почему ты выбрал именно Аниту? — с некоторым страхом спросила София и принялась внимательно слушать.
— В смысле выбрал? — переспросил Хота.
София поняла, что ей придется говорить более прямо.
— Ну в смысле… полюбил… — проговорила она, смущаясь.
Хота замер. Полюбил? Выбрал? Несколько мгновений он усиленно размышлял, и тут на него сошло озарение: София думает, что он влюблен в Аниту! Хота ошарашенно посмотрел на нее и изумленно произнес:
— Ты подумала, что я влюбился в Аниту???
— Да! Я все видела собственными глазами!
Хота изумился еще больше.
— Что же ты могла видеть?
— Твой поцелуй! — голос Софии звучал как-то дерзко, ведь за этим тоном голоса она пыталась спрятать свою боль.
Хота долго вспоминал, когда это он успел Аниту поцеловать, но ничего не мог вспомнить. Когда? И тут в его памяти всплыл момент, когда он поднял сестру на руки и, чтобы поддразнить прохожих, крепко чмокнул ее в щечку.
— Ах, ты об этом! — воскликнул Хота со смешком. — Так это же не поцелуй! Так, чмок…
София сильно удивилась, а потом вдруг раздраженно воскликнула:
— Хота! Я разочарована в тебе. Значит, мое поведение в усадьбе Бернсов ты называешь странным, а для тебя, значит, раздавать «чмоки» девушкам обычное дело?
Хота уже приготовил длинную речь о том, что Анита — это его единокровная сестра и что он вправе целовать ее в щеку, когда только захочет, но вдруг ему в голову пришла одна забавная мысль.
— А что тут такого? — притворился он, пряча улыбку. В нем проснулось дерзкое ребячество. Хота поднялся и быстро подошел к Софии, остановившись всего в полуметре от нее. Она недоверчиво смотрела на него снизу вверх, продолжая сжимать в одной руке кусок рыбы, а в другой — ломоть хлеба.
Хота резко наклонился к ней и прежде, чем она успела что-либо сообразить, оставил на ее щеке легкий поцелуй.
— Вот видишь! Это просто «чмок»! — поддразнил он ее, а София впала в ступор. Ей хотелось возмутиться и запротестовать, но его такое неожиданное прикосновение в прямом смысле вскружило ей голову.