Когда погаснут все огни
Шрифт:
— Принёс? — раздался властный голос Ябме-акки.
Я без лишних слов развернул на ладони свёрток, на котором лежало то самое кольцо, подаренное матери мёртвых самим Солнцем. Ябме-акка восхищённо вздохнула, и кольцо поднялось в воздух, металлическая крышка слетела с него, оголяя спрятанный солнечный камень. Ослепительный свет разрезал тьму своими лучами, что я не в силах был увидеть, что же происходило дальше.
— Наконец-то мы вместе, мой перстенёчек, — любовно прозвучал её голос, и мне на миг показалось, что могильный холод перестал студить мою кровь.
Мёртвая
— Почему ты не избавился от Вагахке? — внезапно прозвучал требовательный вопрос, будто об этом был уговор.
— Она слишком сильна. И этого не было в уговоре, — ответил я, понимая, что такие вопросы ведут к тому, что кто-то пытается сорвать обмен. Это сильно тревожило, ведь что я могу сделать матери мёртвых? Кто я, а кто она? Без маски будет туго, если богиня меня вообще отпустит.
— Нет, она не так сильна, как ты считаешь. Ты сильнее, но не веришь в это. Людские страхи такие смешные, ведь вы всю свою жизнь проводите, окутавшись ними, не подозревая, зачем вообще живёте. Вот скажи мне, зачем тебе дана жизнь?
— Я ключ. Мне нужно не допустить открытия замка где сидит мерзость из другого измерения, — ответил я, как можно равнодушнее, потому что внутри всё переворачивались от мысли, что я не вернусь обратно. Я боялся, что из-за меня погибнет Вера и друзья.
— Не-е-ет, — вкрадчиво сказала мать мёртвых, с насмешкой в голосе. — Скажи мне правду. Я хочу услышать истинный смысл, голос твоего сердца, песню твоей души, — настаивала она, ввергая меня в пучину сущего, что захватывало меня своей рвущей мощью.
— Я хочу быть нужным. Я люблю и хочу сохранить жизнь своих друзей. Я хочу стать отцом… мне нужно всё исправить… позволь мне вернуться и закончить начатое, — откровенно признался я, ничего не тая.
— Это уже интересней. Жизнь не цель, она дана для любви. И надо быть круглым идиотом, чтобы тратить её на распри. Запомни, жизнь — это путь. Откуда ты пришёл, туда и вернёшься, если не будешь глупо растрачивать этот бесценный дар, — рассуждала о жизни мать мёртвых. Потусторонняя философия всё же нашла во мне отклик. Многое казалось не таким важным, как я считал до поездки сюда.
Она замолчала, а я не решался заявить о золотой маске, решив выдержать вежливую паузу. Яркий свет погас, и я открыл глаза, но ничего не видел в кромешной тьме. Как вдруг что-то сверкнуло, словно маленькая точка. Затем это повторилось вновь, и я разглядел в темноте, как ко мне в пространстве движется, кружась вокруг себя, та самая золотая маска. Приблизившись на расстояние вытянутой руки, она остановилась. И я замер в ожидании, не зная, могу ли я её коснуться сам, или нужно дождаться разрешения.
— Ты готов? — муторно прозвучал вопрос.
— Да, — ответил я.
— Будет больно. Но, ты сильный, и вытерпишь.
— Что? — едва успел спросить я, как дырка маски, где расположен рот, изогнулась в зловещей улыбке, взирая на меня пустыми глазницами, полными тьмы. В следующее мгновение, адская боль пронзила моё лицо. Маска вцепилась в него, прирастая к коже.
Глава 20
В
Маска была не только на моём лице, но и в моём сознании. Казалось, что не я владею ней, а она мной. Я слышал рой голосов и видел слои пространства. Сотни тысяч мертвых душ, плотной тучей гудели в пространстве мира Ябме-акки. Они знали, что я стал редким наблюдателем, и начали вопить о своих страданиях, устремляя ко мне свои голоса.
— Нечего разглядывать тебе здесь! Прощай! — воскликнула Мать мёртвых, толкнув меня в грудь, что ощутимо перевернулось сердце.
Меня буквально выплюнуло назад, где вместо своих друзей, я видел их души. То есть, я видел своих друзей, но они были многослойными, многомерными. С помощью маски я видел сразу и тело, и душу и дух как волшебный рентген. Я посмотрел на свою жену, и ахнул, увидев в ней ещё одну яркую душу.
Это был наш ребёнок. Он сверкнул яркой искоркой, словно поприветствовал меня. И это… не передать словами… Меня захлестнула волна эмоций.
— Твою мать, — выругался Лысый, завидев меня, и я мгновенно считал палитру его эмоций. Они менялись в цвете. Сначала он был сине-зелёный, а затем вспыхнуло оранжевое пятно ауры. Удивление с примесью страха.
И тут же, пространство завибрировало, зажигаясь красными пятнами. И без маски было понятно, что проснулись мохнорылые сайвок. Они начали рычать, спрыгивая вниз, и аура всех моих друзей окрасилась в ярко оранжевый цвет, за исключением Веры. Она почему-то была белой. Чахкли вообще были фиолетовыми, а шаман синим.
— Егор, ты видишь куда идти? — толкнул меня в бок Рыг, чтобы я оторвался от разглядывания многослойного мира.
Не так-то просто, оказалось, сосредоточиться, чтобы управлять этой маской. Скорее она управляет мной. Я старался сосредоточиться на поиске усыпальницы, но слои пространства рябили как волны в море, накладывались друг на друга.
— Егор? — взывала ко мне Вера испуганным голосом, озираясь на окружавших нас мохначей, что хищно крадучись, сверкали злыми глазами.
Чахкли открыли свои мешочки, и начали дуть с ладоней волшебную пыль, ослепляя и усыпляя мохнорылых. В многомерном пространстве было видно, как на них действует эта пыль. Она как пиксели, меняла цвет их ауры, заставляя успокоиться, и они становились серыми с едва уловимыми синими вкраплениями.
— Я ищу, — ответил я, максимально концентрируясь на задаче, ощущая, как закипает мозг.
— Нам нужно добраться до источника священного огня, — сказал шаман, пятясь спиной назад, не сводя глаз с мохнорылых.
— Ты же сделаешь нам защитный купол, да? — дрожащим голосом вопрошала Катя.
— Сделаю, не волнуйся. Возьми себя в руки, ведь твой страх придаёт им силы, — ответил шаман, и я заметил, как она напряглась, заставляя вибрирующую оранжевую ауру превратиться в голубую. Но оранжевая буквально выталкивала её попытки пересилить страх и вернуть самообладание.