Когда поспела антоновка
Шрифт:
Злость все еще клокотала в моей груди, но молча встал я и пошел за харчами. Если не может понять баба о чем я толкую, значит и не надо ей ничего рассказывать. Сам все сделаю.
Краем глаза увидел шевеление калитки, выключил свет, и стал вглядываться.
– Ты что, дурень, затеял?
– Помолчи, Марья, не доводи до греха.
Прокофий вышел на дорогу на ночь глядя, заозирался по сторонам, да двинулся в путь. Вот подлец! Сейчас выясню куда он пошел. Быстро натянув сапоги и накинув фуфайку, я выбежал за ним
Прокофий двигался быстро и решительно. Одет во все черное, походка стремительная, ни разу не обернулся. Так и шли мы с ним, вместе и в то же время врозь. Остановился у дома пекаря. Радость в моей груди чуть не вырвалась наружу. Знал же я, знал: что-то затевают!
Три раза постучал Прокофий и дверь немного приоткрылась, а потом совсем отворилась, пропуская Прокофия. Остался я снаружи и давай думать, как мне лучше прознать, что они затеяли. Выждал какое-то время, а потом подкрался к окну. Вижу, разговаривают, а о чем – услышать не могу. Ну прямо партизаны. И тут словно громом меня поразила мысль: партизаны! Затеяли что-то, пекарь не зря приходил, значит и дьякон замешан. Дочку он свою учить грамоте вздумал, как же! Надо узнать о чем говорят и тогда я уж ему спуску не дам. Какое-то время прошло, но как только я услышал приближающиеся шаги в сенях, то мигом спрятался за угол.
– Ну, Алексей Фролович, покойной ночи.
– И вам, Прокофий Петрович, только не забывайте о нашем уговоре, я, конечно, жду ответа до конца недели, да только каждый день у нас на счету. Надо успеть к продразверстке.
Дверь захлопнулась и послышались удаляющиеся шаги. Я не пошел за Прокофием, а только прислонился к дому. Сердце выпрыгивало из груди, закружилась голова. Вот же гады! Истребить их надо обоих! Значит, они оба помогают красноармейцам воровать у наших продукты, да что же это делается!
Сам не помню как, я дошел до своей улицы. Светало. И таким мирным мне показалось наше село. Помню, здесь я бегал еще совсем мальчишкой, каким большим мне тогда всё казалось. А Прокофий собирается это разрушить. Костьми лягу, но не дам этой сволочи жизни!
Подойдя к дому Богоявленских, я сорвал яблоко, впился зубами в него, а откусанный плод со всей дури закинул в сад. Я вам еще покажу, как честных людей обманывать.
Глава 4
Дьякон
Ох, не к добру Негодин вчера приходил к сыну. Не к добру. Что же он замыслил? Ведь втянет он Прокофия в свои сомнительные дела, а потом всему селу придётся отдуваться. А перед кем именно… крестьянство как расплавленное железо оказалось между молотом и наковальней. Куда не ударится – везде отзовётся. Наше село, хоть и в стороне осталось от всех революционных неурядиц, да только все поглядывают в нашу сторону. Пусть земля у нас не черна и не больно плодородна, но повезло нам жить у широкой реки и вдоль большого тракта. У нас тут ярмарки по праздникам бывают… бывали… С поборами со всех сторон мы, как и все, скоро по миру пойдём. Но не это страшит. Тут главное, чтобы мы все не погибли, как это происходит в иных сёлах, да деревнях, в которых жители участвуют в партизанщине.
Всю ночь эти мысли мне не давали покоя. Утром, раньше петухов, я поднялся, умылся, помолился перед иконами и вышел во двор. Хотел пойти в сарай курей выпустить, да вернулся в дом. В сундуке, припрятанном под столом, я разворошил тёплые одежды и на дне нашёл списки сельчан с другими хозяйственными заметками моего сына. Вылез из-под стола и огляделся. Надо было спрятать эти записи так, что бы ни один человек не мог найти их. Да вот куда? За печь? Туда в первую очередь полезут искать ироды. Под пол? Ну, если мне, несведущему в таких вопросах в голову пришла мысль о подполе, то им тем более. В сарай? Не пойдёт – подсыреют бумаги. В сапоги или в валенки? Все не то… И обратил я свой взгляд на светлый лик Христа-спасителя. Что бы он помог мне – надоумил. И понял я, что смотрю на самое лучшее место, куда мог бы спрятать бумаги. Перекрестился, попросил извинения у Господа и аккуратно сунул прямо за большой деревянный иконостас. А руки дрожали от того, что сделал.
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго, – а на душе кошки продолжали скрести. И добавил от сердца, – Прости, Господи, за содеянное. Но делаю это чтобы сына и село уберечь. Убереги нас, несмышлёных, в столь мрачные дни…
Уже днём, выйдя из храма божьего и заперев двери, я пошёл по дороге к дому Прокофия. Он церковь не посещал. Потому надо было его направить. Хотя направлять по пути веры – не моё дело, но учить уму-разуму дитя родное – моя прямая обязанность. Хотел многое сказать сыну, да только по пути встретил старшего внука. Павел улыбнулся мне и гордо сообщил:
– Деда! А я готов читать твою книгу.
– Ишь, какой молодец, – похвалил я его. – А батя твой где?
– На поля ушёл, – и Павел махнул рукой в сторону широких просторов, окружавших Кутли.
– Идём, проводишь меня, – предложил я.
Внук даже остолбенел то ли от неожиданности предложения, то ли от свалившегося на него счастья:
– А читать?
– Как вернёмся, так сразу и будешь читать, – не стал я его разочаровывать. – Кстати, а Николай почему не приходит? Уже неделю отлынивает от учёбы.
– А ему некогда, – пробубнил расстроенный внук, – он коров пасёт.
– На учёбу всегда должно быть время, – нравоучительным тоном пропел я. – Вот ты всегда время находишь.
Павел босой ногой пнул камешек, зашипел от боли и пробормотал:
– Так то-ж отец меня заставляет… Чаще всего…
– Ну-ну, смотри-ка на него – заставляет, – усмехнулся я.
Мы прошли перекрёсток двух дорог. Одна дорога по прямой вела в Моршанск, а другая, через реку и лес – в Вяжли, на железнодорожную станцию. Вот по ней как раз возвращались из леса женщины и ребятишки с полными лесных даров котомками. Мы раскланялись с ними, перекинулись парой слов о замечательной погоде, когда мимо нас прошёл хмурый Василий Михайлович, сосед Прокофия. В одной руке у него палка была, а в другой – большая корзина. Грибных мест в лесу много. Но одному лучше было не ходить. Времена не спокойные. Хотя, что-то меня в этой удаляющейся фигуре беспокоило. Состояние его духа? Или широкий шаг, который больше подходил человеку, направляющемуся в Вяжли, чем грибнику. Только, что он забыл на железнодорожной станции?
Господи, нет нынче людям покоя… Исчез покой совсем…
Глава 5
Сосед. План мести
Через несколько дней, после моей слежки за Прокофием, сели мы с мужиками на лесопилке обедать. Квашеная капуста, огурцы, картошка да ломти хлеба. Только начали, тут Петрович и говорит:
– Слыхали, Прокофий-то по нашим ходит все зерно выспрашивает.
– Как это, выспрашивает? – удивился я, но виду старался не подать.