Когда приближаются дали…
Шрифт:
Вот еще удар, точно взрыв, потряс стальную форму. Потом второй, третий. Шлепались на звонкий пол тяжелые лепешки.
Экран потемнел. Надя решила, что упало напряжение в сети.
— Алеша, посмотрите, что на щите.
Но Алексей не отвечал. Сжав кулаки, он стоял возле стальной стены и вслушивался в глухие взрывы. Как-то отец рассказал, что того дома в Ленинграде, где они раньше жили, больше нет, во время войны при ночном налете бомба пронизала его насквозь, под развалинами погибла мать Алексея. Красивая женщина с большими, как бы испуганными глазами, фотографию он показывал Наде. Может быть, сейчас Алексей и думал о страшной ленинградской ночи? А
Надя искоса поглядывала на Александра Петровича, следившего за экраном, но лицо его было непроницаемо. Вероятно, в такие минуты он умел собирать всю свою волю, твердо сжимая кулаки, чтобы случайно не расслабиться.
Очень мало понимала Надя в физико-химической механике. Но она была экспериментатором и, хоть возилась не со строительными материалами, а с телевизионными камерами, чутьем догадывалась, что именно сегодняшние испытания могут определить всю дальнейшую работу Васильева.
Убедившись в неудаче, Васильев приказал раздвинуть форму, убрать сырую массу и спросил у Литовцева:
— Плохо схватывается. Возможно, слишком жидкий раствор?
Литовцев равнодушно пояснил:
— Сделано точно так, как указано в рецептуре.
— Но меня интересует ваше мнение…
— Я не могу позволить себе роскошь судить о науке, в которой не искушен. Вот приедет Пузырева…
Но Пузырева не ехала, несмотря на вторую телеграмму, подписанную начальником строительства.
— Кто еще работал с Дарковым? — томясь нетерпением, спрашивал Васильев.
— Мои лаборанты Алик и Эдик, кроме них — молодой инженер без степени, то есть «дии минорес» — младшие боги, — пожимая плечами, говорил Литовцев. — Еще одна лаборантка. Я ее мало знаю, но Пузырева что-то говорила о ее моральных качествах. Да разве им можно поручить серьезное дело!
С этим не мог не соглашаться Васильев. Два лаборанта Литовцева жадно смотрели ему в рот, ловили каждое слово признанного главы школы, создателя лидарита, и даже пикнуть не смели, чтобы выразить свое мнение.
Впрочем, это было вполне понятно. Молодой инженер, которого недавно назначили в лабораторию Литовцева, попробовал усомниться в температурной стойкости лидарита и решил ее проверить. Через неделю инженер исчез. Потом уже в лаборатории узнали, что он уволен «за неспособность к научной работе».
Убедившись, что Литовцев не желает рисковать своим добрым именем, помогая начальнику строительства заниматься «внеплановыми испытаниями», Васильев попробовал обратиться к лаборантам. Согласно рецептуре мальчики честно отвешивали какой-то алюминиевый порошок, разные другие добавки, смешивали их с цементным раствором и наполнителем, но когда Васильев спрашивал у них, достаточна ли вязкость, мальчики, как по команде, затягивали на шее пестрые прозрачные косынки и смущенно переглядывались.
— Надо спросить Валентина Игнатьевича, — хором отвечали они.
Валентин Игнатьевич появлялся в дверях, окидывал подчиненных суровым взглядом и цедил насчет необходимости органических стабилизаторов, чего Дарков не предусмотрел.
— Совершенно верно, Валентин Игнатьевич, — поддакивал один из лаборантов.
— Вот именно, — подхватывал другой.
Литовцев смотрел на них с явным пренебрежением и, повернувшись к Васильеву, добавлял:
— Но еще раз повторяю, Александр Петрович, что в данном случае мое мнение ни к чему не обязывает. Вероятно, можно обойтись и без стабилизаторов.
Начинались первые осенние заморозки. По утрам на дорогах хрустел ледок. Надо было торопиться. Скоро прибудет раствор для лидарита. Рисковать нельзя. Иначе холода и снежные метели сильно затруднят испытания, тем более что здешнее строительство не рассчитано на зимние условия.
Васильев послал еще одну телеграмму директору с просьбой ускорить выезд Пузыревой и, махнув рукой на консультанта, на его вышколенных лаборантов, сам занялся рецептом Даркова.
Поражало совершенно непонятное явление: заливка стальных пластин из краскопульта или с помощью маленькой цемент-пушки всегда давала положительные результаты. Но стоило перенести опыты на стройкомбайн, как все выглядело иначе. На стенках бетон держался, но лишь когда форма была раздвинута. Если же форма сдвигалась и наблюдения велись через телекамеру, то можно было заметить, как сырое тесто начинало сползать со стен, обрушиваться с потолка, точно машина старалась сбросить с себя тяжелый груз.
Никаких вибраций, ничего, что могло бы механически или электрически подействовать на сырую массу, в машине не обнаружено. Значит, дело в составе массы, в каких-то подчас неуловимых явлениях нарушения кристаллизации, побочных химических реакциях, в чем инженеру-конструктору Васильеву трудно разобраться. Его считали человеком весьма образованным, универсалом. Но что поделаешь, если, например, бетон живет, как организм. В нем появляются «цементные бациллы», которые вызывают на поверхности белую слизь, и бетон разрушается. Надо знать, как за ним ухаживать, пока он еще не созрел, какие вводить в него ускорители твердения, как закаливать его. Все нужно знать, и, главное, не по учебникам и справочникам, а практически.
Васильев попробовал проверить классические рецепты ячеистых бетонов, чтобы познать, в чем сущность изобретения Даркова. Оказалось, что обычные рецепты совершенно не годились для стройкомбайна, они требовали другой технологии. Скажем, газобетон обычного типа должен заливаться в форму, а не разбрызгиваться по стене, на которой он ложится кусками, как мыльная пена, после чего делается рыхлым, вовсе не пригодным для строительства.
У Васильева была довольно приличная техническая библиотека, часть которой он привез с собой. Поздними вечерами он сидел в кабинете и, разложив перед собой справочники, пробовал доискаться, в чем же основная идея Даркова, какую роль играет неожиданная добавка к цементу. Если бы Васильева спросили о добавках к стали, он не стал бы рыться в справочниках, наизусть зная все ее марки, все особенности. Скажи ему, что создана новая сталь с такими-то показателями, — и в этом случае он мог бы определить, что в ней есть и какова ее примерная технология. Но здесь другая наука, физико-химическая механика, в данном случае далекая от металлургии.
И все же Васильев не отчаивался. До приезда опытной специалистки из Москвы он сам месил цементное тесто, зная, что сейчас дорога каждая минута.
Именно в такую минуту, когда он размешивал раствор, в лабораторию вошла Надя.
— Александр Петрович, вас ждут.
— Кто? — не отрываясь от работы, спросил он.
— Женщина. Она там с Алешей разговаривает.
Васильев решил, что приехала Пузырева. Как он ее ждал! Ему казалось, что только она сможет помочь, причем сразу же, стоит лишь задать ей несколько вопросов — и все будет в порядке. Он покажет свои записи, образцы пластин, протоколы испытаний. Кому-кому, а специалисту, проработавшему в институте десяток лет, не трудно будет определить, почему разрушается строительный материал, составленный по рецепту Даркова.