Когда приближаются дали…
Шрифт:
— Зачем в сказках? Когда я говорю, что у меня есть мачеха, — все хотят вздыхать. Ты тоже сейчас… вздохнул.
— Это по привычке. Но, возможно, мачеха у тебя хорошая?
— Не знаю. Она есть мачеха.
Алексей упрямо потупился. Когда-то, еще в детском саду, им показывали цветок, он называется «мать-мачеха». Внизу у него листики бархатные, мягкие, а сверху холодные, жесткие. Значит, это очень плохо — «мачеха», даже само слово какое-то унизительное, злое. Так как же жену отца — свою «мачеху» — он мог встретить хорошо? Хотя для этого причин конкретных не было, но
— Мне кажется, что ты ее должен уважать хотя бы ради отца, — ответил Вадим.
— Уважать? — переспросил Алексей и, показывая вперед, где рядом с Надей шел Литовцев, проговорил хмуро: — Его тоже уважать? Почему? Он старый ученый. Много делает. Только не буду верить ему, не люблю его. И Мариам тоже, — почти с детской наивностью заявил Алексей.
Он рассказал, что сегодня Мариам приехала сюда. Знает, что отцу тяжело, захотела быть вместе… Ну и хорошо, спасибо, но он-то, Алексей, здесь при чем? Он для нее посторонний человек, а она для него тем более. Но почему Мариам не понимает этого? Алексей знает, что книг она много читала. В них, наверно, сказано, какой должна быть мачеха. И он с искренним волнением попросил Вадима объяснить, как держать себя с мачехой. Ведь у нее не спросишь. Обидится.
— А отец? Он же поймет тебя. Подскажет.
Взяв Вадима под руку, Алексей помедлил и, как лучшему другу, признался, что у отца он спрашивать не может. Отец столько вынес горя… когда мать погибла. А потом из-за него, Алексея. Отец любит Мариам, и Алексей боится хоть чем-то помешать его счастью. И не только потому, что он его отец. Алексей бежал домой через пустыню, продирался сквозь колючие заросли, плыл под водой, искал свой берег. На опыте он познал, как это трудно. А отец всю жизнь это делает. Он всегда впереди, он ищет дорогу, пробиваясь сквозь чащу. Ищет не для себя, а для всех…
— Нельзя ему делать больно! — заключил Алексей свою горячую, взволнованную речь. — Лучше я буду умирать!
Рваное облачко, что закрывало молодую луну, поднялось вверх, словно легкая занавеска от ветра, и на дороге стало светлее. Не сговариваясь, Вадим и Алексей разошлись в разные стороны, чтобы казаться менее заметными. Так они и шли по обеим сторонам дороги, как бы охраняя идущих впереди. Однако Вадим заметил, что Литовцев вдруг прибавил шаг и потащил Надю за собой.
Это не понравилось Алексею, и он побежал вслед. Ясно, что и Вадиму пришлось не отставать.
Надя отбросила руку Литовцева и остановилась. Алексей тоже замедлил шаги. Вадим последовал его примеру, но в конце концов эта игра в прятки ему надоела, он негромко крикнул:
— Надюша!
— Димка! — послышался радостный голос, и Надя бросилась к нему навстречу. — Как я рада. Ужасно!
Подбежав к Вадиму, она растерялась: рядом стоял Алексей. Вот он положил руку Димке на плечо и, не стыдясь прорвавшегося чувства, сказал с облегчением:
— Надюша, милая. Мы очень, очень… Ужасно беспокоились.
Алексей что-то еще бормотал смущенно, корил Надю за позднюю прогулку, приходилось отшучиваться; но когда он спросил, что ей нужно на станции, Надя вспомнила о приезжей гостье и, злясь на себя, ответила:
— Сама не знаю. Оставим этот разговор.
Вадим понял, что Надюша чем-то расстроена и они — непрошеные соглядатаи — тут ни причем. Больше того, она им даже рада. Значит, виноват Валентин Игнатьевич, и этого ему нельзя простить, будь он хоть в пять раз старше Вадима и в десять раз более уважаем.
— Ну что ж, проводим старика на станцию, — вполголоса сказал Вадим, заметив, что Литовцев стоит в нерешительности и ждет, когда к нему подойдут.
— Придется, — согласилась Надя и разозлилась, что не смогла скрыть своей неприязни. — Он, бедный, ужасно перепугался, когда вас увидел.
В присутствии надежных попутчиков Валентин Игнатьевич вновь обрел привычную самоуверенность.
— Нехорошо, молодые люди, девушек по ночам пугать.
— Разве только девушек? — вежливо спросил Вадим и, не дожидаясь ответа, извинился: — Простите, Валентин Игнатьевич, мы об этом не подумали.
Литовцев будто не заметил колкости.
— На станцию собрались?
Нет. Мы, собственно говоря, Надюшу искали.
— Боялись, что потеряется?
— Всякое бывает, Валентин Игнатьевич. — И Вадим, подняв голову к небу, шутливо продекламировал:
В небе вон луна такая молодая, что ее без спутников и выпускать рискованно.Литовцев замедлил шаги и поравнялся с Алексеем. А на руке Алеши, видимо позабыв все подозрения, уже повисла Надя и что-то нашептывала. Сомнительное предпочтение!
— Покайтесь, Алеша, — с усмешкой заговорил Литовцев. — Кто эта прекрасная незнакомка, с которой вы сидели на лавочке? Поверьте опытному глазу, у вас хороший вкус. — Сказано это было игриво, беспечно.
Алексей молчал, подавленный. Ведь его спрашивает не Макушкин, которому и кулаком пригрозить можно. А профессору кулак не покажешь. Собрав всю свою волю, чтобы не надерзить, Алексей пробормотал несмело:
— Это жена отца приехала.
— Мачеха, значит, — с той же напускной веселостью констатировал Литовцев. — Поздравляю. А не плохо, когда в доме такая хорошенькая мачеха. Как вы думаете, Надин?
Надя до боли в ногтях вцепилась в рукав Алексея. «Неужели никто ему в морду не даст?» — промелькнула несвойственная ей по грубости мысль.
— Мальчики, милые, — с трудом вымолвила она, — что же вы молчите?
— Мы хорошо воспитаны, Надюша, — ответил Вадим и, точно ничего не было, воскликнул: — Футбол-то прозевали!
Он вытащил из кармана овальную коробочку, повернул рычажок, засветился экран, замелькали фигурки игроков, и сразу же из громкоговорителя величиною с пятачок послышался голос спортивного комментатора: «Удар! Еще удар!.. Ну кто же так бьет по воротам!»