Когда приближаются дали…
Шрифт:
— Но ведь вы Багрецова освободили на сегодня.
— Мало ли что! Понадеялся на его добросовестность. Но что поделаешь? «Меа кульпа», то есть моя вина. Любезная Елизавета Викторовна, прошу не в службу, а в дружбу: кликните кого-нибудь из мальчиков. Пусть поищут Багрецова. Куда бы ему деваться?
Елизавета Викторовна не преминула съязвить:
— Наверное, обнимается где-нибудь с вашей Надин.
— Опять вы за свое, Елизавета Викторовна. Почему вы все время связываете имя этой девицы со мной? И если хотите знать,
Елизавета Викторовна по-девичьи потупилась:
— Это что-нибудь неприличное?
— Ничего похожего. По-русски это «не тронь меня».
— Знаем мы этих недотрог, — бросила Пузырева, застегивая пальто на все пуговицы, и направилась к двери. — А Багрецову надо всыпать за халатность. Убеждена, что он давно не проверял свои приборы.
Багрецова не трудно было найти. Он возился в своей лаборатории, если так можно назвать небольшую комнату, где проверялась аппаратура.
В дверь постучали. Кто бы это мог быть? В лабораторию входят без стука. К чему подобная деликатность?
Елизавета Викторовна была явно разочарована тем, что застала Багрецова одного.
Кисло улыбнувшись, она пропела:
— Добрый вечер, Вадим Сергеевич. Вот уж не ожидала вас застать в лаборатории. Но уж если так случилось, то и я и Валентин Игнатьевич очень просим проверить один ваш прибор, он какую-то ерунду показывает.
Вадим выдернул из штепселя вилку паяльника, набросил на себя куртку и, шлепая по лужам, вбежал в домик, где находился пульт управления.
— Извините, что побеспокоил вас, — подчеркнуто официально начал Литовцев. — Но извольте взглянуть на показатели толщины лидаритового слоя. На этих приборах, — он тыкал в них пальцем, — здесь, здесь, здесь все нормально. А здесь полнейшее неприличие. Такое ощущение, что на этой подвижной перегородке лидаритовый слой или не держится, или сползает вниз. Но такого казуса никогда не бывало. Может быть, датчики вылезли из гнезд?
— А это мы сейчас посмотрим, — сказал Вадим, включая камеры телевизионного контроля одновременно с телевизорами на пульте управления.
И Валентин Игнатьевич и Пузырева, вбежавшие вслед за Вадимом, не протестовали, когда включились телекамеры с ультразвуком. На лидарит он не влияет.
Загорелись экраны телевизоров, но на них ничего не было видно. Вадим, занятый осмотром приборов, попросил Литовцева включить свет внутри стройкомбайна. Валентин Игнатьевич щелкнул тумблером и торжественно провозгласил:
— Да будет свет!
Вращающиеся телекамеры показывали гладкую лидаритовую поверхность потолка, стен, и наконец луч скользнул по перегородке, где приборы показывали
Но что это? На экране появилась будто распятая на стене фигура с поднятыми над головой руками. Вместо лица нечто бесформенное, напоминающее половинку дыни. Несмотря на то что объектив телекамеры показал это за полминуты, сквозь стекловидную массу Вадим рассмотрел платье с рисунком из переплетенных треугольников, туфли на высоком каблуке и ноги, одна поджата, как у аиста. Да и вся фигура напоминала глазированную статуэтку.
— Прекратите подачу лидарита! — закричал Вадим. — Выключите компрессор!
Валентин Игнатьевич повернулся к нему в кресле:
— Кому это вы приказываете, молодой человек?
— Вам! — коротко кинул Вадим, ищущим взглядом пробегая ряды тумблеров, рукояток, приборов. — Где у вас регулировка подачи лидарита? Где выключается компрессор? Что же вы молчите? Ведь там человек погибает!..
Литовцев и Пузырева так и впились глазами в экран, но телекамера уже переместилась, показывая ровную, блестящую поверхность лидаритовой стены.
— Вам померещилось, юноша, — с деланной полуулыбкой сказала Пузырева.
Багрецов крутанул вертящийся стул так, что Валентин Игнатьевич оказался спиной к пульту, и, щелкая тумблерами, стал подряд выключать все действующие агрегаты стройкомбайна.
В последний раз вздохнул компрессор, замерли свистящие струи лидарита, погасли экраны телевизоров. Наступила полная темнота.
Не помня себя, Вадим рванулся к двери, распахнул ее и, перескакивая через лужи, побежал к стройкомбайну. По пути он чуть не сшиб с ног кого-то из «близнецов», прыгнул в бетонированный котлован, и вот он уже на лесенке под люком, откуда струился ядовитый запах лидарита.
Вадим взбежал по звонким перекладинам лесенки, просунул голову в люк, поперхнулся, закашлялся от удушливого запаха и, собрав все свои силы, громко крикнул.
В ответ послышались глухие удары, казалось, что содрогается вся стальная коробка стройкомбайна.
Это немного ободрило Вадима. Значит, Надя жива. Но где она, в какой стороне? Хорошо, что в кармане оказался фонарик. Дрожащий луч заметался по блестящей поверхности лидарита. Спокойнее, Вадим, спокойнее! Возьми фонарь обеими руками, чтобы побороть невольную дрожь.
Вот она! Вихрастая, растрепанная голова Нади, скованная лидаритом. Лицо чем-то закрыто, руки, вскинутые вверх, как в мольбе о помощи, застыли намертво в прозрачной массе. Видимо, Надя хотела выдернуть ногу из липкой, вязкой массы, да так и осталась на одной ноге. Совсем как тот щегленок в «мертвом саду».
Летучая жидкость лидарита не давала дышать, глаза наполнялись слезами. Вадим чувствовал, что вот-вот упадет, потеряет сознание. Но надо же вытащить отсюда Надю! Она, наверное, жива. Ведь совсем недавно слышал, как она стучала, билась в стенку.