Когда придет твой черед
Шрифт:
В кабинете стоял гул голосов — как в театре перед началом представления. До того, как прозвенит третий звонок. Иосиф Леонидович — солидный мужчина в темном костюме и стильных очках — восседал во главе длинного стола и вид имел несколько растерянный. В кабинете — весьма немаленьком — было много людей, которые, очевидно, и являлись родными и близкими покойного.
— Попрошу тишины! — воззвал нотариус, стараясь перекричать публику. Собравшиеся немедленно замолчали и повернулись к Сташевичу. Завещание — вот что привело сюда всех этих людей, и теперь наступал ответственный момент. Некоторые в нетерпении
Я немедленно воспользовалась этим и заняла освободившееся место. По опыту знаю — дело предстояло долгое и нудное. Так что я устроилась поудобнее и приготовилась слушать. Сидевшая рядом со мной немолодая пышная блондинка в блестящей кофточке и юбке годе вцепилась в руку мужа — по виду отставного военного.
— Светик, не волнуйся так! Тебе вредно! — попытался приободрить блондинку муж. Но та не отрывала горящих глаз от нотариуса, и весь мир перестал для нее существовать. Я обратила внимание на гигантские сапфировые серьги — очень много золота и очень много сапфиров. Они оттягивали мочки ушей женщины так, что вполне заурядная дама походила на загадочные статуи острова Пасхи.
Нотариус встал, откашлялся и начал читать. В кабинете стояла жадная тишина, и каждое слово падало в уши собравшихся, как зернышко в клюв голодного птенца.
— В соответствии с законодательством Российской Федерации… — читал Сташевич.
Я его не слушала, а изучала лица родных и близких. Н-да, публика подобралась самая разношерстная. Вот эта юная фея с длинными платиновыми волосами, в коротеньком платье и с силиконом под кофточкой — это, простите, кто? Дочка? Внучка покойного?
А пожилая рыжеволосая женщина с самыми настоящими усами под крючковатым носом и глазами такими холодными, как лезвия коньков на льду, — кто она? Ну, двое стриженых мужчин среднего возраста в свитерах с оленями — это понятно. Такие бычьи шеи и пивные животы имеют только кореши Иннокентия, удачно пережившие девяностые…
— …завещание покойного Серебрякова Иннокентия Васильевича, тысяча девятьсот сорок четвертого года рождения, уроженца села Рыбушка Тарасовской области…
Надо же, а Серебряк деревенский… Приехал, поди, году так в шестидесятом поступать в ПТУ, да так в городе и остался. Воображение живо нарисовало мне юного Кешу Серебрякова, с тонкой шеей и натруженными руками. Папка, наверное, на войне погиб…«Эх, бедолага! Когда же тебя по кривой дорожке понесло!» — пригорюнилась было я. Но потом вспомнила физиономию моего клиента, свисающего с моста, и еще всякие слухи о деятельности Серебряка в разудалые девяностые, и жалость куда-то испарилась.
Так, ну скоро там до меня доберутся?!
Пока нотариус перечислял активы покойного, называл незнакомые мне имена, я продолжала изучать толпу родственников. Ох, какой интересный экземпляр! Что он делает в провинциальном тихом Тарасове? Такому место на океанских лайнерах — обольщать дочек миллионеров, вальсируя с ними по палубе под светом тропических звезд. Молодой человек почувствовал, что на него смотрят, и смерил меня неприятным колючим взглядом темных глаз. Волосы у него были угольно-черные, длинные, кожа оливково-смуглая, очень чистая. Но черты лица европейские, никакой восточной томности. Красивый мальчик, лет
Заглядевшись на демонического красавца, я пропустила окончание завещания. Но моя фамилия там не звучала — это точно. Слушала я с пятого на десятое, так как все равно не была знакома ни с одним из присутствующих. Я стараюсь не загружать свой мозг бесполезной информацией — ему и так порой несладко приходится…
— Такова нотариально заверенная воля покойного, — сообщил присутствующим Иосиф Леонидович и снял очки.
Зал взорвался. Я закрыла уши руками. Прямо как на стадионе!
— Пожалуйста, успокойтесь! Не волнуйтесь! — нотариус пытался перекричать толпу родственников, но это было все рано что заткнуть Ниагарский водопад.
В дверь просунулась седая голова секретарши. Женщина вопросительно посмотрела на хозяина, но нотариус отрицательно покачал головой, и та скрылась. Полицию они собрались вызывать, что ли?
Сташевич уселся в кресло, сложил руки на животе и погрузился в ожидание. Наконец крики и вопли стали стихать — родные и близкие выдохлись. Когда в кабинете воцарилась тишина, Сташевич поднялся и сказал:
— Благодарю. Я могу продолжать?
— Погоди-ка, — с места поднялся одни из братков в свитере с оленями. — Может, я чего не догоняю… Но это правда, что Серебряк оставил братве полиграф? Или ты чего попутал?
О чем это он?! Какой полиграф?
— В завещании Иннокентия Васильевича никакая «братва» не упомянута, — нотариус поджал губы. — Зато вам, Олегу Петровичу Вишнякову, а также Георгию Сергеевичу Гапкину, — нотариус совершил легкий поклон в сторону второго типа с оленями, — господин Серебряков действительно оставил контрольный пакет акций Тарасовского полиграфического комбината. Что-то не так?
— Да на хрена нам эта дрына?! — возопил браток. — Я чё, на старости лет должен производством заниматься? Нет, ты мне скажи?
Я поняла, кто передо мной. Это были Вишня и Гапон — жутковатые призраки девяностых. Серебряк оставил представителям тарасовской братвы полиграфический комбинат — предприятие, требующее постоянных денежных вливаний, средства для которых старый вор брал из остального своего бизнеса. Несчастные владельцы комбината не знали, что с ним делать. Это ведь вам не сауна с девочками… Мне стало смешно. Ну, Серебряк! Ну, забавник!
— Почему она, — толстый палец Вишни указал на усатую старушку, — получает меховые магазины, а мы какую-то срань?!
Старушка вскочила. Усы ее воинственно встопорщились, она прижала к груди сумочку из крокодиловой кожи и ледяным тоном парировала:
— Потому что сеть меховых бутиков и так принадлежала мне. Де-факто, так сказать. А теперь и де-юре. Магазины называются «Нинель». То есть названы моим именем. Я — Нинель Васильевна Серебрякова. Я носила покойному передачи в тюрьму в течение пятидесяти лет — еще с тех пор, как Кешу посадили по малолетке в шестьдесят первом. Иннокентий был мне родным братом. Он сказал мне: «Нина, ты больше ни в чем не будешь нуждаться» — и подарил магазины. А вот вы кто такой? Вы даже не родственник!