Когда приходит ответ
Шрифт:
Пробегавший мимо на вызов автомата парнишка в брезентовой хламиде подмигнул на ходу Мартьянову и крикнул:
— Жалуется ваш ябедник-то!
— Слыхали? — задышал, захлебываясь, в ухо технолог. — Как, окрестили уже! Ябедник, ха! Значит, проняло!..
Мартьянов догадался, что это и есть похвала. Да, результат несомненный. Неплохое решение трудной задачи. Можно считать: бой выигран. Достаточно посмотреть на довольную физиономию Вадима.
А все-таки скребет… Скребет эта неотвязная мысль. Он смотрел на мигание сигнальных лампочек, на пульт с кнопками и ключами, на обнаженный узел реле и жилистые нити проводки… Почему же
Из смеси проб и ошибок удалось как будто выловить довольно любопытную, оригинальную схему. Вот она, работает. Многотактная схема с действием в ряд последовательных ступенек. До, ре, ми, фа, соль… А чем помогла ему новая методика, алгебра логики с ее безупречными операциями? Не сумел, он все-таки переложить на ее язык это действие во времени, такт за тактом.
Но, может быть, действительно здесь нужно что-то еще? Какие-то особые ноты…
Ноты! Мартьянов поспешил закончить испытание, быстро собрался и пустился чуть не бегом с завода к себе, опять за стол, опять за то же, что Наташа называет «как пригвожденный».
7
Все произошло затем довольно быстро.
Ноты! Это сравнение вертелось уже неотступно, подсказывая ход исследования.
Едва Мартьянов вернулся с завода и проглотил традиционный военный обед — капуста и картошка с собственных грядок, — он уже засел «как пригвожденный», торопясь не упустить то, что мелькнуло ему в последнюю минуту за картиной сигнализации печей.
Многотактное действие. Разбить работу схемы на отдель ные отрезки по ступенькам, как ноты разделяются на такты. Попробуем записать.
Когда меняется в схеме состояние хотя бы одного контакта, совершается такт. Был контакт разомкнут, а теперь замкнулся — такт. Можно обозначить крестиком. Был замкнут, а теперь перешел в разомкнутое состояние — такт. Можно обозначить минусом. Изменение за изменением — такт за тактом. Последовательность во времени.
И каждый такт надо отделить вертикальной черточкой: сразу видно, на каком же такте минус сменяется крестиком — элемент изменил состояние. А каждому элементу отвести свою строчку: удобнее следить. Тогда и появляется возможность действительного анализа, чтобы ответить на первый основной вопрос: сколько же элементов нужно и в какие моменты они должны включаться и отключаться, чтобы проиграть необходимую гамму автоматических действий? Ритм работы схвачен и разложен по столбикам и строчкам аналитической записи. Вот оно: до, ре, ми, фа, соль, ля, си! Подход к многотактным схемам у него в руках.
Мартьянов линует строчки и вертикали, строчка за строчкой, черта за чертой… И что же он видит? Перед ним на листе бумаги таблица. Таблица, разбитая на отдельные клеточки. Причудливая мозаика минусов и крестиков. Таблица.
Оказывается, он пришел к тому, что не раз отвергал у других авторов, у тех, кто уже давно ломал голову над тайнами релейной паутины. Отвергал их попытки решить дело с помощью таблиц. А теперь сам же и пришел…
Возврат к старому?
Ну нет! Мартьянова не так-то легко смутить простой ссылкой: «Это, мол, уже было». Да, таблицы. Да, было. Но какие таблицы и для чего таблицы?
Прежние авторы искали в таблицах универсальный ключ — на все случаи, ко всем схемам. И провалились. А он, Мартьянов, придумал таблицу для специальной цели: для анализа ритма работы, для первого подхода к многотактным схемам. Вспомогательное средство, а не всемогущий талисман.
А потом… Потом он располагает как раз тем, перед чем останавливались все прежние изобретатели разных табличных методов. Они не знали, что же делать дальше. Расписали по клеточкам элементы, выяснили взаимодействие, а дальше… Ничего не известно.
Совсем иное теперь у Мартьянова. Он знает, что надо делать дальше. За ним теперь мощный аппарат алгебры логики, возможность переводить все на математический язык. И то, что в первоначальном виде легло в таблицы, переоденется затем в емкие подвижные формулы, удобные для всяких манипуляций. Преобразования, упрощения по строгим правилам — вот чего не знали прежние исследователи.
Мартьянов понимает, перед каким важным шагом он стоит. Соединить силу двух языков. Язык табличный и язык алгебры. Спаренное оружие, которое одолеет любую схему.
Находка? Открытие? Не так уж занимало Мартьянова, как же впоследствии будут согласны это называть. Пока что он дал про себя свое рабочее обозначение: «Таблица включений». Верно и не длинно.
Беспокоило другое. Какие же могут быть здесь правила, чтобы лучше составлять таблицы? И по каким же правилам переходить с языка на язык, от языка таблиц к языку структурных формул?
Правила… Они трогали его сейчас куда сильнее, чем переживания того высокого смысла, какой стоял за этим счастливым научным наблюдением. Правила бывают поважнее даже самых возвышенных соображений.
Игра должна идти по правилам — игра релейных схем..
8
Так сидели они друг против друга на тесно сдвинутых койках, положив на колени чемодан, а на чемодан — развернутую схему завода. Инженер-химик, все более вдохновляясь, горячо объяснял Мартьянову, как у них все происходит на крекинговых установках.
Знакомство их произошло только вчера, едва успел Мартьянов приехать в этот «казанский эшелон». Добирался Мартьянов тяжело, с пересадками, с осадой вокзальных комендантов и размахиванием удостоверением: «Академия наук!» И все же в путешествии этом было уже нечто совсем другое, чем тогда, в московскую поездку зимой сорок первого. Так же были вынужденные стоянки, и так же проносились воинские поезда, а общее ощущение все-таки другое. И больше порядка на дорогах, и даже опять появилось вроде расписания пассажирских. Страна, люди — все перестроилось на войну.
Замерзать и кутаться уже не приходилось, потому что было лето — жаркое, душное, грозовое лето. Мартьянов ехал к Волге, а там у Волги, в южных степях, полыхала битва, на гром и гул которой оборачивалось в тревоге все человечество.
Мартьянов старался веселить себя хоть тем, что перебирал в уме под вагонную тряску результаты своих теоретических изысканий. Неплохо, все-таки неплохо… Расшифрована наконец одна из труднейших загадок многотактных схем, и он сумел обогатить новый метод добавочным языком: табличным. Его таблицы включения. Удалось вывести и правила обращения с ними, правила перехода с таблиц на язык алгебры логики. С их помощью он уже подчистил кое-какие свои старые «грешки» — нерешенное или недостаточно хорошо решенное. И даже попробовал разыграть по-новому до, ре, ми, фа, соль, ля, си патронного производства. Игра по правилам. Вот так… А чем же еще утешаться?