Когда приходит ответ
Шрифт:
— Прошлый раз мы остановились…
Параграф за параграфом по программе, которую он наметил вместе с Белковской. Основы построения релейных схем.
Их было совсем немного — слушателей этого странного самодеятельного университета. За передним столом торчала худенькая фигурка Малевича, внимавшего всегда мартьяновским словам с горящим, жадным и как будто изумленным взглядом. С ним рядом — другой инженер, попавшийся на удочку алгебраической логики на одном из публичных выступлений Мартьянова. За ними — еще двое, которых рекомендовал из своего института Ростовцев. А там еще несколько — из того самого бюро, где работает Тамара Белковская и где она выпросила
В общем, если набиралось на занятие человек больше десяти, то уже был повод торжествовать: «Народу сегодня!..»
СУГРИМ — называлось это между своими. Самодеятельный университет имени Григория Ивановича Мартьянова.
Он излагал им теоретические основы, на которых вырастает новая релейная методика. Формулировал законы, нанизывал правила, вытекающие из этих законов. Учил азбуке языка табличного и языка алгебраического. Критиковал при этом старые способы «кустарного» периода и перечислял несомненные преимущества того, что предлагал взамен.
Нельзя сказать, что его чтение отличалось особой стройностью. Многое у самого Мартьянова еще не устоялось как следует, а было в том случайном порядке, в каком он сам до всего доходил, вытаскивая по кирпичикам разные грани теории. И, читая сейчас другим, он как бы проверял самого себя. Лекция часто походила скорее на рассуждения вслух. Иногда он и вовсе, отвернувшись к доске, оставался с ней один на один, выясняя вдруг возникшие у него новые соображения.
Помня советы Белковской, он пытался сдобрить свою методику изюминками истории. Луллий на острове Майорка. Лейбниц в Ганноверском замке. Буль из ирландского городка. Порецкий в Казанском университете… Но, признаться, он и здесь ухитрялся свести свой рассказ лишь к перечню голых имен и перечню голых формулировок. Вообще-то он считал, что не историческими блестками завербует себе последователей, а тем, что они овладеют аппаратом методики и поймут ее выгоду.
Часы теории сменялись часами практики. Анализ и синтез схем. Пожалуйте, ваши знания — на стол! В роль вступала Тамара Белковская — главный и единственный ассистент при кафедре СУГРИМ. Слушатели могли немного вздохнуть. Примеры и задачки, которые она решала вместе со всеми с завидной простотой, рассеивали — постепенно теоретический туман, как дым ее вечной папироски, и скачки мыслей Мартьянова входили в какой-то порядок, приобретая силу наглядности.
Не было никаких учебников, никаких пособий. Какие же тут учебники для науки, которая только еще пробует вылупиться из скорлупы за столами-инкубаторами нескольких исследователей! Цыплячий пушок лежал еще на всех ее положениях, этой науки. И студентам доморощенного СУГРИМа приходилось все воспринимать только со слов и надеяться только на обрывки записей, что каждый успел впопыхах. Инженер Малевич с лихорадочной торопливостью набрасывал свои каракули, стараясь не отстать от объяснений. Его сосед делал иногда лишь короткие пометки. Володя-теоретик был выше всякой такой ученической канцелярии. «Если что, я всегда могу спросить у Григория Ивановича».
— Ну, как вам кажется? — спрашивал Мартьянов своего ассистента. — Привыкают?
Она встряхивала короткой стрижкой и говорила:
— В первом приближении… — явно передразнивая самого смешного и самого ревностного из всех — Малевича.
Тот всегда осмотрительно добавлял: «В первом приближении». Решит пример и показывает Белковской: «Думается так, в первом приближении». Казалось, даже о погоде он может сказать: «В первом приближении ожидается без осадков». Но он-то был как раз одним из наиболее увлеченных. А вот как другие?
Что они поняли и что усвоили из новой теории, можно было проверить потом, на практических уроках, под присмотром Белковской. Но насколько вошла им новая методика в кровь? Вот вопрос, вот что занимало больше всего Мартьянова. Смогут ли они обращаться с ней самостоятельно? Станет ли она для них на деле методом действия — в работе, на практике, в проектировании. И станут ли они ее проводниками, рассеивая семена новой науки среди таких же, как они, инженеров, проектировщиков, исследователей. Ему ведь нужно было не просто обучить, ему нужно было завербовать.
Он не показывал, конечно, своих сомнений, открывая каждый раз твердо и уверенно очередную пятницу:
— В прошлый раз мы остановились…
Состав его университета не отличался постоянством. Нелегко занятым людям, обремененным работой, нагрузками, обязанностями, аккордными и сверхурочными, людям уже с опытом и некоторым положением, выкраивать еще лишние часы на довольно изощренные и вовсе не обязательные теоретические головоломки. Одни запаздывали, другие пропускали, одним нужно было уезжать в командировки, другим «выгонять план». А иные просто вспоминали, что есть еще радости жизни и помимо глубокомысленных идей.
И случилась такая пятница, что только одна фигурка Малевича одиноко маячила на фоне пустых столов. И для такой аудитории явились сюда, как всегда аккуратно, и были наготове сам профессор новейшей методики с большим, толстым портфелем и его ассистент с портфелем поменьше. Но Мартьянов и глазом не моргнул. Он подошел к доске и начал невозмутимо:
— В прошлый раз мы остановились…
14
Володя выбрал момент, когда в комнате лаборатории, кроме него и Мартьянова, никого не было. Он подошел и сел рядом на стул с задумчиво озабоченным видом.
Мартьянов ждал.
— Григорий Иванович! — тихо, с легким вздохом произнес он. — Вы замечаете, как я впрягаюсь в теорию?
— По верхам больше, по верхам, — бросил Мартьянов.
— Но уже не хуже, чем другие, — кивнул Володя с оттенком превосходства туда, где был стол Вадима Карпенко.
— Ну, если вы собираетесь отсчитывать от нуля, то поразительные достижения вам всегда обеспечены, — саркастически заметил Мартьянов.
Володя-теоретик не смутился.
— Вот я и полагаю, пора мне подумать всерьез.
— О чем же?
— Ну, выбрать что-нибудь такое по теории. — Володя поискал окулярами вокруг. — Что бы могло послужить темой… темой для диссертации. Мне же пора подумать. Эта область еще неисхоженная. Тут можно с эффектом…
— Вот как? — жестко сказал Мартьянов. — Так что же вас интересует: тема или диссертация?
— Зачем разделять, Григорий Иванович? Можно взглянуть диалектически. Тема для диссертации, — улыбнулся Володя.
— Да, вы действительно диалектик, — сухо подтвердил Мартьянов.