Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
Из тьмы, нагибаясь, вышел бородатый старик.
— Стой! Стрелять буду! — крикнул Ваня.
— Вы что, не узнаете меня, ребята? — спокойно произнес пришелец.
— Пастух из «Зари»! — воскликнули разом Гриша и Ваня.
— Он самый. Мало-мало пугнулись, а?
— А чего пугаться-то? Не из боязливых, — ответил Гриша.
— Ишь ты! Храбрые, — старик тряхнул бородой. А посидеть с вами можно?
— Садитесь.
Старик оглянулся на лагерь и опустился на землю рядом с Ваней.
— А вы, дедушка пастух, куда путь держите?
—
— Камни, — ответил Ваня.
— Ну, покажи. В камешках толк я понимаю.
Гриша не так увлекался камешками, поэтому разговор Вани с пастухом не мешал ему прислушаться к тому, что творилось вокруг. Совсем рядом что-то опять хрустнуло. Гриша бросил в огонь охапку хвороста. Яркое пламя выхватило из темноты силуэты двух лошадей. Одна из них подняла голову и посмотрела на костер.
— Серко! Серко! — позвал Гриша.
Лошадь тихо заржала.
Пастух на половине фразы запнулся и насторожился, вглядываясь в темноту. Несколько раз резко звякнул колокольчик и умолк.
— Дурят, — равнодушно бросил пастух и стал набивать трубку.
— Ваня, — сказал Гриша, — пойдем посмотрим, может, тут волки.
— Сейчас, сейчас, — заторопился тот. — А вы, дедушка, посидите. Ладно? Мы мигом обернемся.
— Идите, идите... я отдохну тут у вас, трубку выкурю.
Ребят поглотила ночная мгла. Как только утихли шаги, пришелец вырвал из дневника Вани лист бумаги и написал: «Ждал вас, не дождался. Больше не могу. Будьте здоровы». Записку старик положил на рюкзак Вани и придавил ее камешком. Потом он воровато оглянулся на лагерь и, добравшись до кустов, исчез в темноте.
Ребята вернулись не скоро. Вид у них был растерянный и взволнованный. Они не сразу вспомнили о пастухе. Оба молчали, подавленные. Костер почти погас. Гриша положил в костер хворост и начал раздувать пламя. Костер вспыхнул.
— Надо Сергея Петровича разбудить, — сказал Гриша. — Ох и будет сейчас нам! Скажет, в первую же ночь не укараулили трех лошадей.
— Не надо будить, — тихо проворчал Ваня. — Сами найдем... Как только начнет рассветать, мы выйдем на поиски. Здесь, знаешь, какая роса выпадает? Когда идешь по траве, большущий след остается. По следам найдем лошадей.
— Вот было бы здорово! — оживился Гриша. — Нам такое дело доверили, а мы прошляпили. Только, знаешь, давай по-честному: напишем Сергею Петровичу записку.
— Пиши, что мы идем лошадей разыскивать. Пусть не беспокоится.
— Давай бумагу. Посмотри, на рюкзаке что-то белеет.
Ваня взял в руки аккуратно сложенный листок:
— Тут что-то написано. Ну-ка, прочитай!
— Куда же он ушел в такую темь? — удивился Гриша и отбросил записку в сторону. — Слушай! — воскликнул он, схватив товарища за руку. — Что, если этот пастух, вовсе не пастух, а?
— Кто же он? — спросил Ваня, не понимая, почему его товарищ так волнуется.
— Может, вор или диверсант?
— Скажешь тоже...
—
Вечерний чай готовила Надя. Алексей, усевшись на раздвижной стул, долго и внимательно следил за ней. И надо же, куда занесла судьба школьного друга! На Полюс холода! И что ее привело сюда?..
— О чем задумались, Алексей Григорьевич? — чувствуя на себе взгляд Алексея, спросила Надя.
— Ни о чем. Просто так, — не ожидая вопроса, сбиваясь, заговорил Алексей. — То есть гадаю... Интересно, что вас привело в эти края?..
— Ну, это так же трудно рассказать, как и понять, — заговорила Надя. — Здесь когда-то жил мой дядя. Он много рассказывал об этих краях. А кого в молодые годы не увлекает романтика? Вы же знаете, какой это был дикий край каких-нибудь лет тридцать назад. А теперь — колхозы, электричество в домах, радио. Но работы здесь хватит еще на многие поколения. Переделать суровую природу края — разве это не увлекательно? Вообще-то здесь немало людей, отдавших всю свою жизнь Северу...
В это время возле палатки послышались шаги. Вошел Лагутин.
Всего час назад он прибыл в лагерь.
Надя, разливая чай, наблюдала за своими гостями. Трудно было найти еще двух людей, так несхожих по внешнему виду между собой. У Соснина открытое мужественное лицо. У Лагутина — лицо узкое, глаза темные, навыкате, тонкий рот заключен в скобки двумя глубокими морщинами, старящими его.
— Я очень сожалею, — развел руками охотовед, — но мне не придется поработать в экспедиции.
— А что случилось? — вскинула Надя на Лагутина глаза.
— Врачи говорят, надо подремонтировать здоровье, отдохнуть. Еду на юг...
— Кто же исследованиями охотничьих угодий займется? — спросила Надя.
— Пришлют кого-нибудь, — равнодушно заметил Лагутин и, как бы оживляясь, добавил: — Надежда Владимировна, нет смысла дальше откладывать нашу свадьбу. Бросьте все, и через недельку укатим в благодатные южные края.
Эти слова были сказаны так неожиданно, что Надя не сразу опомнилась. Алексей поднялся и вышел из палатки. Лагутин, упоенный собственным красноречием, расписывал свои чувства к Наде. А она молчала и с изумлением глядела на него. Когда шаги Алексея затихли, Лагутин засмеялся:
— Ну, как разыграно, Надежда Владимировна? Соснин теперь и глядеть на вас не будет. Чужая невеста, нельзя.
— Это же подло, Евгений Корнеевич, — задыхаясь, проговорила Надя. — Знаете что, уходите-ка отсюда! Сию же минуту, чтобы и ноги вашей здесь не было.
— Простите меня, Надежда Владимировна, — как ни в чем не бывало продолжал Лагутин. — Моя любовь к вам так сильна, что пришлось идти на такой рискованный шаг. Посудите сами. Соснин тянется к вам, вы — к нему, а Лагутин что, в сторону? Нет, не такой я человек, чтобы уступать дорогу другому. Мне без вас нельзя, никак нельзя.