Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
Почти ежедневно Ирина работала на небольшом огороде. Глядя на ровные грядки, она чувствовала гордость за свой труд. Все-таки она посадила картофель так, как учила Надя, — на участке, почти сплошь покрытом камнями. Камни быстрее будут нагреваться на солнце, и часть тепла отдадут хорошо удобренной почве. На теплых землях быстрее разовьется картофель, вырастет большой урожай.
В свободное время Ирина уходила в конец долины и до вечера пропадала там. Места ей нравились. У отвесной скалы лежал огромный валун, а в "самой стене зияла черная дыра. К обеду из нее начинал вытекать поток воды; он быстро увеличивался и широкой лентой устремлялся вниз по Голубой долине. Ирина взбиралась на
Сегодня Ирина до вечера пробыла в конце долины. Уже стало прохладно, когда она поднялась и поправила волосы. «Где-то сейчас Николай? — мелькнула в голове мысль. — Вспоминает ли меня? А что делает Надя?» Ирине стало грустно. Она запела печальную песенку. И долго звонкий девичий голос переливался в Голубой долине.
На заимку Ирина возвращалась мимо маленькой избушки, построенной отцом примерно в полукилометре от заимки. В избушке никто не жил. Она была необитаемой.
Только зимой сюда два-три раза заезжал отец, чтобы заколоть и освежевать оленя. Приближаясь к избушке, Ирина услышала глухие удары, раздававшиеся изнутри. Кто же мог быть в избушке, запертой снаружи? Ирина прибавила шаг и услышала лай собаки. Голос показался ей знакомым. «Тузик старого Куна», — подумала Ирина, но сразу же отбросила эту мысль. Откуда тут быть, охотнику? Вот уж с неделю как он покинул Голубую долину. Уходя, отец сказал, что Кун отправился в Комкур.
Старый охотник уже давно пришел на заимку. И, как это было ни странно, Ошлыков сам пригласил его немного погостить. Для Куна он не жалел ни спирта, ни браги. Пей, сколько хочешь! А Кун был слаб на выпивку, и водка часто подводила его.
Ирина подошла к избушке. Удары усилились.
— Кто там? — стараясь перекричать звуки, спросила она.
Удары сразу же умолкли.
— Кто там? — повторила Ирина.
— Однако, открой.
— Дядя Кун?
— Однако, я... Старый Кун.
Ирина отбросила засов и открыла дверь. Охотник выскочил из избушки. Убедившись, что Ирина одна, успокоился.
— Худой, однако, Кузя, худой!
— Почему ты здесь, дядя Кун?
— Однако, худой Кузя...
Из бессвязного рассказа зверобоя Ирина поняла, что запер его здесь отец. Кун не помнил, как попал в этот домик: был пьян. Когда он отоспался, то увидел возле себя большую бутыль спирта, много хлеба, вареного картофеля. Кун пил, ел, спал, опять пил... Сегодня утром он съел последний кусок хлеба.
— Ай, Кузя! Ай, Кузя!.. Худой Кузя человек! — без конца повторял Кун.
Ирина побежала на заимку. Вернулась она, когда уже совсем стемнело, принесла хлеба и масла, а также, по просьбе старого охотника, веревку и его ружье. Зачем понадобилась веревка, Ирина не знала, но захватила первую попавшуюся. Подкрепившись, старый Кун сразу же повеселел.
— Ирина молчать может? — спросил он девушку.
— Может, дядя Кун.
— Олешки дает Ирина?
— Зачем тебе олени, дядя Кун?
— Надо, надо... Ходи лови олешек. Два олешка надо.
Ирина больше не стала расспрашивать: знала, что ничего не добьется. Захватив аркан, отправилась в стадо. Вернулась она с двумя оленями. Кун впряг их в старую нарту, лежавшую возле избушки, и пошел в конец долины. Ирина последовала за ним.
Надя стояла, прислонившись к каменной стене расщелины. Много времени прошло с тех пор, как она услышала пение и кричала, но никто не пришел ей на помощь. И теперь ей казалось, что она слышала звуки песни во сне, а не наяву. Темнота и тишина обступили Надю со всех сторон. Она видела кусок черного неба, обсыпанный звездами. Они холодно мерцали, и им не было никакого дела до
Чтобы отогнать тяжелые мысли, Надя мысленно перенеслась в лагерь. Сейчас ее товарищи сидят у костра и обсуждают план поисков. Она видит лицо Алексея, сосредоточенно-хмурое, с резкой поперечной складкой на высоком лбу. А может, он сейчас бродит в горах и ищет ее...
— Алеша, Алешенька... — шепчут ее губы.
В воображении девушки возникают картины недавнего прошлого. И кажется ей, что это было очень-очень давно.
Вдруг по расщелине поползли какие-то странные звуки. В мертвой тишине, которая царила тут, каждый шорох доносился отчетливо. Надя прислушалась. Никаких сомнений не было: внизу стучали. Но кто там может быть? И в такой поздний час? Надя долго прислушивалась к глухим звукам, стараясь понять их происхождение.
Если бы только она знала, что в двадцати шагах от нее находились старый Кун и Ирина! Но что, если бы и знала, разве она могла бы сообщить о себе?
Надю мучила собственная беспомощность. Зимой при «шепоте звезд» она с вывихнутой ногой ползла по снегу сотни метров. А тут совершенно здоровая ничего не может сделать. Раскисла совсем, а еще «волевой человек», как сказал о ней однажды дядя — генерал Смоленский. «Вот тебе и волевой человек»,— усмехнулась Надя. Собственно, почему нельзя ничего сделать? Раз есть сток воды, есть и русло для стока. Почему бы не исследовать его, посмотреть, куда течет вода? Тогда можно было бы принять какое-то решение. Значит, надо пробиваться к руслу, посмотреть, куда устремляется вода.
Но чем копать снег? В расщелине он, очевидно, лежит толстым и довольно плотным слоем, поскольку, при падении с большой высоты он не был пробит. Попробовать руками?.. Больше нечем. Именно руками, как лопатой, но добраться до русла! Обязательно добраться!
Старый Кун привел Ирину к тоннелю.
Вспыхнула спичка. Охотник зажег лучину и протянул ее Ирине. Она даже не сообразила, откуда у старика взялись лучинки, и вообще все для нее пока было загадкой.
Вслед за Куном, низко пригибаясь, она вошла в тоннель. Молча сделали несколько шагов и остановились.
Ирина увидела в стене нишу, а в ней заржавленную лопату. Кун взял ее и несколько раз ударил о каменную стену, пробуя крепость черенка. По тоннелю поползли глухие звуки ударов, которые и услыхала Надя. Кун молча зашагал к выходу. Возле валуна, на котором любила сидеть Ирина, старый охотник остановился, воткнул лопату в землю и два раза обошел вокруг камня. Потом молча стал копать. Послышался лязг железа. Кун заработал энергичнее. Из ямы кое-как вытащили металлический ящик. Старый охотник ощупал его.
— Худо не думай, высокий русский. Ты спи. Твой сын скажи — ящик возьми.
Кун и Ирина долго возились возле нарты. Погрузив ящик, старый охотник свободно вздохнул.
— Большой спасибо, Иринка, — проговорил он наконец. — Мало-мало ехать надо.
— Дядя Кун, а что там, в ящике?
— Иринка, молчи, чтоб Кузя не знай.
— Я буду молчать. А почему ты с отцом не пришел сюда?
— Кузя не надо знай, Иринка. Ящик красный командир оставил. Кун хоронил. Понимай, Иринка.
Ирина никогда не видела Куна таким взволнованным. Говорил он бессвязно, перемешивая русские, эвенские и якутские слова. Временами его просто невозможно было понять. Но по тому, с каким волнением говорил охотник, Ирина инстинктивно чувствовала, что ящик для старика является священным, и непонятно было, почему он так настойчиво просил ее, чтобы она не проговорилась отцу.