Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
«Все это очень странно», — подумала Ирина, проводив Куна до выхода из Голубой долины.
Как только рассвело, Надя позавтракала: съела три сухарика, два кусочка сахару, четверть плитки шоколада и принялась за работу. Обмотав руки кусками оторванного от подола сорочки материала, она начала рыть снег. Где-то совсем близко летал самолет, временами гул мотора становился все явственнее. Вот он мелькнул над расщелиной. Надя даже увидела склоненного над кабиной человека: он что-то
— Саша! Саша! — крикнула она.
Но самолет уже скрылся. А когда он появился второй раз, Надя уже никого не звала. Разве увидят или услышат ее отсюда, из каменного мешка?
Разбившись на группы, участники экспедиции отправились на поиски Нади. Левченко вылетел на самолете.
Алексей предложил пройти от истоков Контора водоразделом километров двадцать, пробраться в долину. «Может, Надя, исследуя русло реки, застряла в какой-нибудь долине», — высказал предположение Алексей. Николай согласился с ним. Один Ошлыков возражал.
День стоял ясный.
Алексей шел впереди, внимательно просматривая местность. Неожиданно путь преградил медведь. Он шел навстречу, слегка переваливаясь. Увидев людей, остановился, как бы удивленный. Потом поднялся на задние лапы и заревел. Алексей снял с плеча ружье и выстрелил. Медведь упал мертвый.
— С одного выстрела — и наповал, молодец! — похвалил Олонко.
Тушу освежевали; шкуру Алексей свернул и навьючил на лошадь.
К вечеру вышли к реке. Неширокая, но быстрая, она стремительно несла свои холодные воды.
— Пойдем на плотах, — предложил Алексей.
— А лошадь куда? — спросил Олонко.
— Ты приведешь ее в лагерь. А мы с Кузьмой Федоровичем поплывем. Долго ли связать плот из семи-восьми бревен?
— Эх, и умная ты голова, Алексей Григорьевич, — похвалил географа Ошлыков.
— Давайте вязать плот.
После обеда только было собрались отплывать, как откуда-то выскочила собачонка. Лохматая, дымчатая, с торчащими ушами, она отчаянно лаяла.
— Тузик! Тузик! — позвал Николай. Он узнал собаку старого Куна.
— Откуда она тут взялась? — удивился Алексей.
На поляну выехала оленья упряжка, возле нее шагал старый охотник. Николай и Алексей обрадовались. Радовался и старый Кун. Один Ошлыков не разделял общего восторга. «Кто же его выпустил?» — задавал он себе вопрос. При виде ящика, нагруженного на нарты, у него даже сердце екнуло. Неужели это тот самый?
Куна напоили чаем, угостили табаком.
— Однако, где ты пропадал? — спросил Олонко.
Кун покосился на Ошлыкова и усиленно задымил трубкой.
— Пропала та, которая ходит тропой охотников, — продолжал Николай.
— Ай-яй, беда! Ай-яй, беда! — закачал головой Кун. — Старый Кун будет искать. Скорей лагерь надо. Сидеть длинно не надо. Зачем плот?
Алексей объяснил.
— Ай-я-яй! — закачал головой
— Зачем же умирать?
— Большой камень в воде много.
— Не может быть! — воскликнул Алексей. — Что же вы молчали, Кузьма Федорович?
— Ручаться не могу, но, по-моему, порогов на реке нет. Кун преувеличивает опасность, — сказал Ошлыков, а сам подумал: «Твоей погибели уже не хочу, ключ теперь не нужен».
— Ай, Кузя! Ай, Кузя! Умирай не надо!
Река имела форму дуги. По словам Куна, пороги находились на этой самой дуге.
Олонко предложил пойти берегом реки.
— Не стоит рисковать, Алексей. Я Куну верю.
Алексей исподлобья следил за Ошлыковым.
— Так, по-твоему, Кун, на плотах идти нельзя?
— Ни-ни! — покачал головой охотник.
— Тогда вы идите по берегу, а мы с вами, Кузьма Федорович, все же поплывем.
— Я согласен. Плыть так плыть! Заметь, однако, Алексей Григорьевич, я ведь не говорю, что нет порогов.
— Совсем недавно вы другое говорили, Кузьма Федорович.
— Ну, ладно. Плывем!
Алексей направился к плоту. Николай догнал его и взял за руку.
— Не храбрись, Алексей. Ошлыкову силенки не занимать, вон он какой! Спихнет он тебя в воду, и конец.
— Брось, Николай! Не впервые.
Алексей прислушался, не идет ли Ошлыков. — Что же он медлит?
— Кузьма Федорович, поторапливайтесь!
Оставшись вдвоем с Ошлыковым, Кун с опаской посмотрел на него. Старый охотник больше не верил Кузе, с которым когда-то пил за нерушимую дружбу.
Ошлыков исподлобья смотрел на охотника и думал. На плоту он, конечно, не поплывет: на реке пороги. Все это было затеяно, чтобы отделаться от Олонко и завладеть заветным ключом Соснина. «Почему бы этого ученого не оглоушить чем-нибудь, вытащить ключ из кармана и сбросить в воду? На горной реке всякое может случиться», — не раз думал Ошлыков до этой встречи с Куном. Заполучив ключ, Старовер намеревался послать с ним к старому охотнику Щеголя. Последний должен был показать ключ и потребовать ящик. Хорошо разработанный план провалился.
Ошлыков подошел к нарте и приподнял ящик. «Не унесешь!» — только и успел он подумать, как услыхал хрипловатый голос Куна:
— Ящик не надо трогай, Кузя! Стреляй буду!
Старовер увидел наведенное на него ружье. Он плюнул и подошел к костру.
— Ты обманул меня, друг Кун.
— Друга больше не надо. Кузя худой друг!
— Что ты, Кун! Мы же столько лет знакомы, а ты говоришь, что я не друг тебе.
Охотник покачал головой.
— Выпить хочешь, друг Кун?
Ошлыков достал из-за пазухи плоскую флягу и, запрокинув голову, сделал несколько глотков. У Куна внутри что-то засосало. Он проглотил слюну. Старовер протянул ему флягу.