Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
— Перестрелять всех надо, — говорил он.
— Это опасно, — возразил ему кто-то вкрадчиво. Ирине голос показался знакомым. — Милиция все вверх дном перевернет, — продолжал тот же голос.
«Это же Лагутин!» — подумала Ирина.
— Окно надо бы закрыть, — предложил третий.
— Кругом все на засове, собаки спущены, — опять услышала Ирина голос отца,
Так что же ты предлагаешь, Евгений Корнеевич? — Ирина уже слышала и этот голос, но сейчас никак не могла припомнить, где именно.
— Так, значит, завтра часть людей уходит в горы? Вот и воспользуемся
— Трое. И двое ребят.
— Многовато.
— В самом лагере один останется. Второй у самолета дежурит, третий лошадей пасет.
— А Куна ты не считаешь?
— Считаю...
— Надо держать лагерь весь день под наблюдением...
Ирина еле сдерживала дыхание. «Бежать, бежать отсюда, предупредить Надю!» — стучало в голове. Девушка, двигаясь вдоль стены, зацепилась за доску. Падая, доска загромыхала. Голоса в доме умолкли. Кто-то отодвинул стул. Огонь погас. Ирина уже подбегала к сараю, когда открылись двери сеней и послышались голоса. Ошлыков подзывал собак. Что дальше происходило в доме, Ирина не знала. Она пролезла в щель и метнулась в кустарники.
Возле тоннеля, соединявшего Голубую долину с каньоном, Ирина остановилась и последний раз взглянула в сторону заимки. Горячие слезы потекли из глаз.
Пройдя тоннель, Ирина торопливо зашагала по каньону. Вдруг кто-то толкнул ее в спину и повалил на землю. Она попыталась освободиться и подняться, но тут же почувствовала, как острые клыки сдавили шею. «Волк!» — мелькнуло в голове. Но как только она переставала шевелиться, зверь немного отпускал шею. Ирина лежала лицом к земле и не видела своего врага. Это был Буйвол — собака Лагутина. Лежать приходилось в неудобном положении. Собака не давала шевельнуться, рычала и сдавливала клыками шею.
«Боже мой, что же будет?» — с ужасом подумала Ирина. Болела исхлестанная плеткой спина, болела шея. Медленно, очень медленно тянулось время. Сколько она пролежала тут, Ирина не помнила. Из полузабытья ее вывели чьи-то голоса и шум гальки под ногами. Собака отпустила ее и отрывисто залаяла.
— Да это Буйвол! — удивленно воскликнул один.
— Кого-то прихватил, — добавил второй.
Ирина узнала человека, с которым повстречалась зимой.
— Так это ты, красавица? — сказал Якут, наклонившись к Ирине.
— Подожди! — сказал спутник Старкова и что-то зашептал ему на ухо.
— Никуда она не уйдет, — вслух ответил Якут...
Ирину привели в землянку, связали и бросили на нары.
— Отдохни тут, — усмехнулся Якут. — Мне сейчас некогда с тобой возиться. Завтра поговорим.
Стиснув зубы, Ирина молчала.
— Я не верил в Буйвола, — заметил Щеголь, вываливая в грязную миску мясо из банки.
— Кабы не платок, шиш он нашел бы!
Уходя с займища, Ирина обронила платок. Его-то Лагутин и дал понюхать собаке, которая привела по следу.
— Кабы не собака, — Щеголь кивнул на Ирину, — продала бы нас.
Утром Якут и Щеголь поднялись
— Лежать смирно! Есть не обязательно... Проголодаешься — ласковее будешь! — сказал Старков, закрывая дверь.
К вечеру лошадей пригнали ближе к лагерю. Возвращения Цинченко, Алексея и Нади ждали только утром. Ветлужанин, провожая ребят в ночное, предупредил:
— Стерегите как следует. С вами будет Грей!
— Мы теперь умные, Сергей Петрович, — сказал Ваня.
...Ночь. Гриша и Ваня только что вернулись с очередного обхода и устроились у костра. Оба молчали. Грей лежал, положив голову на лапы.
— Ты в горы хочешь, Ваня?
— Хочу.
— У нас в школе кружок альпинистов есть. Мы на Морджот поднимались...
— Высоко?
— Тысяча двести метров. Высоту мы сами определяли. Интересно.
— Подумаешь, тысяча двести! У нас горы выше. Мы каждое лето поднимаемся с папой за горными баранами.
— А вы измеряли высоту?
— Нет. По книгам знаю — выше.
Грей поднял голову, насторожился. Ребята замолчали. Звенят колокольчики: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь. Пасутся лошади.
Грей вскочил на ноги и прыгнул в темноту. Послышалась возня. Ребята, пригибаясь к земле, побежали на шум. Гриша зажег фонарь. Яркий пучок света выхватил из темноты человека, лежащего под Греем. Пасть собаки была раскрыта, белые клыки сдавили горло. Мальчики ремнем скрутили руки незнакомца за спину и скомандовали встать. У костра незнакомец сказал:
— Вы что же, ребята, своих вяжете?
— Пастух из «Зари»! — воскликнул Ваня.
— Ну, конечно, я. Развяжите скорее, у меня камешки для вас есть. Помните наш разговор?
— Сиди! — сурово ответил Гриша. — Вовсе ты не пастух, а вор.
— Ну какой же я вор? — добродушно проговорил Старков. — Мы же с вами еще рыбу удили.
Со стороны лагеря раздались выстрелы. Кто-то пронзительно свистнул. Грей, следивший за Старковым, насторожился, заметался вокруг костра, визжал, скулил. Свист повторился. Собака перескочила через костер и бросилась в сторону лагеря. Якут вздохнул свободней.
— Не вздумай бежать! — предупредил Гриша, держа в руках ружье, направленное на «пастуха».
— И не собираюсь. Вам же попадет, когда в лагере узнают о вашем поступке, — сказал Якут, пробуя ослабить ремень.
— Говорю, не шевелись! — еще раз предупредил Гриша.
Якут исподлобья взглянул на ребят. Его послали связать пастуха, а он оказался сам связанным. И кем же? Этими молокососами! Почему-то и Старовер, и Лагутин, и он были уверены, что в ночном находится кто-нибудь из взрослых. Считали, что он может помешать успешно провести дело, причинить им немало хлопот. Поэтому было решено обезвредить его. Если бы Якут знал, что дежурят ребята, он повел бы себя по-иному. И эта собака! Откуда она взялась? Якута обуяла такая злоба, что он был готов задушить всех. Главное — золото, его золото пропадет. А как быть? Как выбраться из этого положения? Все эти мысли торопливо бежали в голове князца.